Птица малая

– A это еще что за хрен? – вопросил Джимми. И, не дожидаясь ответа, по-совиному моргнул Джорджу и признался на родном ему линго Южного Бостона: – Меня плющид.

Джордж Эдвардс сносно объяснялся на руанже, неплохо говорил по-испански и великолепно владел классическим английским. Слово «плющид» заставило его задуматься. Он сопоставил услышанный звук со многими ментальными эталонами. И нашел соответствие.

– Ах да, плющит! – триумфально воскликнул Джордж, по-прежнему лежа на животе. – Сокрушен. Уничтожен. Сведен на ноль. Стерт. Разбомблен. Раздавлен. Разбит.

Джимми тем временем взирал на небольшую желатиновую бомбочку, невинно моргавшую в его вялой руке.

– Великолепное зелье, – провозгласил он, ни к кому, в сущности, не обращаясь, поскольку Джордж все продолжал декламировать свою цепь синонимов, не смущаясь отсутствием внимательных слушателей. – Даже сбегать отлить не хочется.

И Авижан, не понявшая ни единого слова, произнесенного ее вопящими гостями, взирала на них с мирным удовлетворением. Ибо она пребывала в самом спокойном настроении, забыв обо всех нуждах и тревогах своей личной жизни, связанных с ней неотступных заботах, и находилась среди друзей, столь же тихо, преднамеренно и восхитительно упившись, как и они.

* * *

СУПААРИ ЗНАЛ, что его секретарша иногда нуждается в отдыхе от забот, и, хотя был удивлен тем, что она повела иноземцев в клуб, сердиться на нее не стал. По правде сказать, он наслаждался почти полной тишиной, царившей на его катере в течение первого дня пути до Кашана.

Второй день выдался чуть более оживленным, но теперь иноземцы погрузились в задумчивость. Супаари предполагал, что они найдут, что рассказать своим спутникам, остававшимся в Кашане. По разговорам за трапезой, их вопросам и впечатлениям он знал, что Гайжур не разочаровал их, и его гостеприимство было принято с благодарностью. Это было приятно. И теперь он предвкушал, как сделает то же самое для Хэ’эн и остальных, теперь уже пребывая в уверенности, что сумеет сделать это лучше.

Супаари заметил, что молчание в последний день пути имело совсем другой характер, хотя и не мог понять причины. Уже тогда, когда они огибали последний поворот реки и Супаари причаливал к пристани Кашана, Марк Робишо, Джордж Эдвардс и Джимми Куинн готовили себя к горестной встрече.

Зная, что жизнь Д. У. приближается к концу, они предлагали отложить поездку в Гайжур, однако он сам настоял на том, чтобы они ехали, полагая, что Супаари не повторит предложения после того, как целый год тянул с ним. Поэтому они простились с Д. У. перед отплытием. Посмотрев вверх, они заметили на террасе Софию, а потом следили за тем, как они с Сандосом спускались вниз к пристани. По изможденным лицам Эмилио и Софии было понятно все, что им следовало знать. Выбравшись из лодки, Джимми бросился к жене и, пригнувшись, держал ее в объятиях, пока она не выплакалась. Марк Робишо, осознав очевидное, негромко произнес:

– Отец-настоятель.

Эмилио молча кивнул, продолжая смотреть на Джорджа, как делал с того самого мгновения, как, спустившись из помещения Куиннов, смог увидеть возвращавшихся путешественников.

– И Энн, – проговорил Джордж, еще не осознавая, но уже не сомневаясь, ибо сердце его омертвело.

Эмилио снова кивнул.

* * *

РУНА ВСЕ ЕЩЕ были на заготовках, они собирали анукар, так что земляне были одни. Супаари вместе с ними поднялся в комнату Софии и Джимми, зная, что погибли только Хэ’эн и Старший. Он и сам был потрясен и видел, как расстроены все остальные. Чужеземцы любят друг друга, подумал он, не зная, жалеть их или завидовать им.

Фия, маленькая, с гривкой черных волос, рассказала им печальную повесть. Зная, что Супаари симпатизировал Хэ’эн, она повторила ее и в переводе на руанжу.

– Обоих, Дии и Хэ’эн, убил какой-то зверь, – сказала она. – Манузхай и все остальные говорили, чтобы мы опасались джанада. Кто-то думает, что джанада убил их.

– Это не животное. Джанада – это жана’ата, понятно же? Но этот поступок совершили недостойные люди, убийцы ВаХаптаа, – произнес Супаари, не скрывая отвращения к этим подонкам. – Вы понимаете это слово? Хаптаа? На руанже это брай ноа.

Невысокий смуглый толмач заговорил впервые, сперва на руанже, а потом на н’глише для остальных:

– Брай ноа. Лишенный дома. А ВаХаптаа значит «из ниоткуда». Может быть, безземельный.

Сандос, припомнил его теперь Супаари. Он постепенно заучил имена всех спутников Хэ’эн, однако имя этого толмача никак не давалось ему. Руна звали его Миило, Хэ’эн называла его иначе – Эмилио. A Старший использовал слово «сынок», в то время как остальные именовали его Сандос. Зачем столько имен! Поначалу они только путали Супаари.

– ВаХаптаа – это преступники, – объяснил Супаари. – Они нигде – н’жорни.

Он попытался найти простую параллель.

– Помните день нашей первой встречи? Кто-то разгневался, потому что брать мясо без разрешения – это преступление. Оно называется кхукурик.

– Браконьерство, – проговорил Сандос, кивая в знак того, что понимает.