– Ты не один, Эмилио. София любила их, и я тоже любил. Ты слышишь меня? Может быть, не так долго, может быть, не так глубоко, но искренне и верно. Мы тоже любили их.
И только с этими словами реальность обеих смертей обрушилась на Джимми, и никакой груз стоицизма не мог бы преградить путь его слезам. Эмилио зажмурил глаза, отвернулся от него, и только тогда Джимми наконец понял все остальное.
– O боже. Ты не
Сандос успокоился быстрее, чем, по мнению Джимми, было для него лучше, однако какое-то облегчение все-таки посетило его. Дождавшись нужного момента, Джимми утер слезы собственным рукавом и поднял Сандоса на ноги.
– Пошли, сегодня никто не спит в одиночестве. Ты идешь со мной.
Он вывел Эмилио из помещения и голосом, в котором еще не остыли недавние слезы, позвал Робишо:
– Марк, вы тоже сегодня ночуете у нас. Никто этой ночью не спит в одиночестве!
КОГДА ДЖИММИ ПРИВЕЛ Эмилио и Марка в их комнату, София еще не спала, огромные глаза темнели на крохотном личике, губы и глаза опухли. Она слышала, что муж ее сказал Марку, и догадалась, по какой причине он это сделал. Ощутив приток любви, она подумала: я сделала правильный выбор. Слишком утомленная для того, чтобы помочь, она следила за тем, как Джимми сдвигал матрасы для двоих священников. Унылый Марк тем не менее находился в отличном состоянии. Эмилио, как она знала, был плох и настолько измотан, что заснул сразу после того, как Джимми укрыл его.
Когда все дела были закончены, Джимми подошел к ней, она взяла его за руку и усталым движением поднялась на ноги. Они вышли на свою террасу и сели рядом в двухместной качалке, которую изготовили для них Джордж и Манузхай, София устроилась под бочком у Джимми, положив маленькую ладошку ему на бедро. Джимми толкнул кресло, и какое-то время они просто мирно качались. Собирались облака. Луны, яркие всего полчаса назад, сделались за тучами мутными светлыми дисками. София ощутила, как шевельнулся младенец в ее чреве, приложила к своему животу ладонь Джимми и увидела, как просветлело лицо мужа, покрасневшие глаза его смотрели в пространство, пока пальцы прислушивались к танцу, происходившему в ней.
Они заговорили, с теплой и привычной интонацией семейной пары, оказавшейся в глазу урагана. Джордж в порядке, учитывая обстоятельства. Марк приходит в норму. Эмилио ошеломлен, однако сумел немного поплакать.
– А как ты, София? Ты такая усталая, – спросил Джимми, озабоченный состоянием жены и ребенка. Боже мой, вдруг пришло ему в голову. Что же мы будем делать без Энн? Что, если ребенок окажется в неправильном положении? Боже, пусть это будет девочка, крошечная девочка, пошедшая в Софию и мою маму. И пусть роды будут легкими, Боже. Он принялся подсчитывать, смогут они вернуться домой до родов, если топливо сумеют изготовить достаточно быстро. Однако проговорил: – Ты хочешь рассказать мне обо всем сегодня или лучше подождем до завтра?
Она обещала, что никогда и ничего не будет скрывать от него. Она дала обет о том, что не будет носить свои бремена в одиночку. И начала негромким голосом рассказывать ему о прошедших двух днях.
– САНДОС? ПРОСТИТЕ. – Она смотрела, с каким трудом он просыпался, ужасно страдая от того, что будит его.
– Простите, – еще раз повторила она, когда он сел, моргая.
Эмилио огляделся по сторонам, еще до конца не очнувшись. А потом глаза его широко раскрылись, и он спросил с тревогой:
– Д. У.?
София покачала головой и пожала плечами.
– Я слышала некоторое время назад какой-то странный звук. Может, вы сочтете меня паникершей, но Энн и Д. У. нет дома уже довольно давно. По-моему, надо выйти и поискать их.
Все еще дурной со сна, он согласно кивнул:
– Ну конечно, действительно, раз вы так говорите. – И огляделся по сторонам, разыскивая одежду, хотя рука его немедленно коснулась брошенной рубашки, на которую он уставился, словно бы не зная, что с ней надо делать.
Наконец Эмилио полностью очнулся, и София сказала:
– Подожду на террасе.
Пока Сандос одевался, она корила себя за робость.
– Не надо мне было вас будить, – сказала она, – я могла бы сходить и сама.
На Эмилио сказывались ночные бдения возле Д. У., он досыпал днем. София же ощущала себя карикатурой на беременную женщину, пугающуюся незнакомых звуков, готовую разрыдаться по любому поводу. Начальные недели ее беременности в эмоциональном плане напоминали собой американские горки.
– Нет. Все хорошо. Вы поступили правильно. – Через минуту Сандос появился на террасе во вполне бодром состоянии после четырех или пяти часов сна.
Первым делом они направились в
Сделав шаг наружу, Сандос огляделся.
– А тихо здесь, – протянул он, щурясь, словно киношный ковбой. – Слишком тихо.
Проговорил он это для того, чтобы развеселить Софию, и она улыбнулась, однако в душе пожелала как можно скорее увидеть где-нибудь Энн и Д. У.