Это временной горизонт, который я привнесла с собой в научную фантастику, которая в конце концов является самым древним видом повествования. Люди всегда размышляли об инопланетных существах, но в прошлом мы называли их кентаврами и нимфами, эльфами и гоблинами, ангелами и демонами. Все подобные истории – о том, что значит быть человеком в большой, пугающей и прекрасной Вселенной. В основе религии, в основе антропологии и в основе научной фантастики лежат схожие проблемы, хотя существуют различия в типах историй, которые мы рассказываем, и в выводах, к которым мы приходим.
Теперь я знаю, что многие люди считают, что религия и наука – это противоположности, но для меня религия очень похожа на музыку. Никто не станет спорить, что музыка – это противоположность науке. Никто не станет спрашивать, является ли музыка более правдивой, чем наука, или наука более точна, чем музыка. Эти сравнения бессмысленны. Никто не ожидает, что музыкант отвергнет науку из-за того, что она не является временной последовательностью тонов, и никто не ожидает, что ученый отвергнет музыку просто потому, что музыка – это не набор эмпирических фактов, организованных в теорию, которая генерирует проверяемые гипотезы.
Представьте себе геолога, изучающего произведение греческой скульптуры, который сразу осознает происхождение мрамора, мастерство скульптора и древнее стремление человека к бессмертию. Изучая религию, я осознаю мир природы, человеческое мастерство, применяемое к природе, и кое-что еще, одновременно неуловимое и непреходящее: человеческую тоску по Божественному, независимо от того, существует ли Божественное, чтобы заботиться о нем или отвечать за него.
Есть величие в этике Маймонида, симфониях Бетховена и научных наблюдениях Дарвина. Нам не нужно выбирать один вид величия, отказываясь от всех остальных. Поэт Иосиф Бродский однажды сказал: «Со времен Галилея космос был достоянием как телескопов, так и молитв». В науке на все разумно сформулированные вопросы, по крайней мере потенциально, можно ответить, в то время как ответы на вопросы веры по самому их определению непознаваемы. С помощью «Птицы малой» я надеялась показать, что оба вида вопросов заслуживают того, чтобы их задавать, и над ними стоит глубоко задуматься.
Благодарности
КАК УЧЕНЫЙ, Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ неловко без сносок и огромной библиографии; даже будучи романистом, я считаю, что несколько источников из сотен использованных должны быть названы.