Птица над городом

Рядом, в комнате, бухнула дверь об стену. Послышались крики. Ничего, они сначала в небо посмотрят… И тут наконец тополевую листву взметнул удар крыльев, вдвое мощней и шире, чем обычные Серегины. Все-таки перестал играть в войну и переоделся, спасибочки!

Орел-змееед подхватил черную кошку с моей руки, как Машку — няня-сова. В воздухе реяли серые перья. Вороньих тушек, впрочем, на газоне не имелось.

— А тр-рупы где? — не помню, как сама успела обернуться — кажется, прямо в падении. Мы летели резко вверх, поднимаясь над домом. — Сожр-рал?

Серега едва повернул ко мне голову, как сзади ударили выстрелы. Без шансов: зону, которая простреливается из окна, мы только что покинули.

А вот будь я здесь одна — только бы меня и видели. Рванула бы вперед, прочь от дома, как в прошлый раз, и… Хотя усатый хмырь говорил, что по птицам стрелять не любит, но и нелюбимую работу можно выполнять хорошо.

Зато выследить в воздухе нас было бы легче легкого: Серега в своем втором любимом Облике — не самая маленькая птичка. Поэтому в воздухе мы оставались недолго. Пятью минутами позже на Ленинском проспекте, у «Трансагентства», голосовала странная группа граждан: небольшого роста мужчина в джинсах и куртке, при нем взъерошенная тетка, на плече у которой рыдает девушка. Настя по завершении акции разревелась и выводила на всю улицу «у-у-у» не хуже Машки. Весь пиджак мне промочила слезами.

Голосовал Серега эффективно: не пустой рукой, а крупной голубенькой бумажечкой. «Тойота» цвета зеленого заката остановилась мгновенно. Серега скомандовал гнать на Кузнецкий мост и вытащил мобилу. Строго обернулся к нам, я шикнула на Настю, та зарыдала бесшумно. И откуда в девчонках столько слез? Просто пожарный кран какой-то.

Серега звонил Валерке: отчитался о наших подвигах… собственно, просто назвал Настино имя и адрес дома, где мы только что развлекались. Теперь из трубки доносилось еле слышное раздраженное мяуканье, а Серега главным образом молчал. Изредка подавал реплики. Многообещающие. Вроде «тут я с тобой согласен», «да, женщины — они…» и «ну я бы так не сказал». Надо полагать, Валерка читал ему краткий спецкурс о роли личности Г.Е.Афанасьевой в истории и культуре.

Настя продолжала реветь, и я сказала строгим шепотом:

— Вообще-то, Настюш, как говорили классики — для начала я хочу услышать от тебя всего пять слов. (Она подняла голову и заморгала на меня слипшимися ресницами.) То есть по-русски и четырех хватит: «я больше не буду».

— Я больше не бу-у… — губы Настины снова поползли в стороны. Ага, давайте продолжим плакать, теперь в знак раскаяния.

— Чего не будешь?

— Ничего! Деньги зарабатывать не буду! Все равно мы никогда не будем вместе!

Ну да, разумеется. Восемнадцать лет, впереди никаких перспектив, жизнь кончена.

— Почему никогда?

— А потому! Они, там… все время мне промывали мозги… что вообще нормал и оборотень — это безнадежно, что есть статистика… что мой парень никогда не будет относиться ко мне… как к человеку… что его просто забавляет, что я… типа такая забавная игрушка… но все равно он меня по-настоящему не полюбит, потому что я…

— Стоп-стоп-стоп! — Я покосилась на затылок водителя — профессионально-равнодушный, впрочем. Серега спрятал мобилу и вел с ним светскую мужскую беседу о долбаных пробках и ценах на бензин. Можно было подумать, то и другое для него жутко актуально. — Они думали, что ты из нормалов и твой парень — нормал, так?

— Да!

— Но на самом-то деле…

Я замолчала, пораженная свежей мыслью.

— Виктор — нормальный! Вы что, не поняли?!

— Да нет, как-то речь не заходила… — промямлила я. Да, коллизия. Это многое объясняет.

— Ты поэтому сбежала из дома?

— Ага… Мама всегда говорила, типа в шутку, но я знаю, что она серьезно: Настюша, все, что угодно, только не нормал, лучше немосквич, чем необоротень… — Она судорожно вздохнула. — А Вик и не оборотень, и не москвич.

— Ну, петербуржец — это не фатально, твоя мама не их имела в виду. А про нормалов и наших, про статистику там всякую мы потом с тобой поговорим подробнее. Но я думаю, тут нет повода для рыданий. Все хорошо, что хорошо кончается.

Не знаю, успокоили Настю мои слова или просто слезы наконец иссякли. А я говорила не совсем то, что думала. Сотрудники Антона Михайловича врали насчет безнадежности: пары «оборотень — нормал» существуют, и есть среди них вполне благополучные. Но есть и другие. Посмотрите, например, на доктора Рязанцева с супругой. И добавим, что отношение нормальной женщины к невестке-оборотню в принципе сходно с возможной реакцией Настиной мамы на зятя-нормала. Что поделать, уж если среди людей так много значит национальный вопрос и наличие московской прописки, а наши косо глядят — скажем чисто теоретически — на птицу под ручку со зверем…

Как раз на этом месте мои размышления были прерваны. В кармане у Сереги заиграло «Все выше, и выше, и выше», и он снова вытащил мобилу.

— Да. Знаю, конечно, она сейчас со мной, все нормально. Едем к Валерию Петровичу… Скажем так: была нештатная ситуация… Я сейчас ей трубу передам, поговорите сами.