Птица с перебитыми крыльями

Роберт вспомнил — мы тоже кое-что привезли, сходил и достал из багажника «Жигулей» янтарно-жёлтый сладкий виноград, арбуз, дыню, минеральную воду, не забыл, конечно, и бутылки моего «Ахтамара» и своей любимой водки «Гжелка». «В один прекрасный день я от этой „Гжелки“ тронусь умом», — со смехом сказал Роберт.

Сад возле дома и дорожку к лесу разделяла калитка. Аккуратно прикрыв её за собой, мы по утоптанной сырой тропинке, то и дело перепрыгивая бурлящие и журчащие ручейки, спустились к морю, откуда веял слабый ветерок, шевеля мелкие кусты, словно поглаживая то один, то другой листик.

Цветы по обе стороны тропинки доставали до пояса, на них, звучно жужжа, садились шмели, и цветы под их тяжестью пригибались до земли, еле-еле покачиваясь от лёгкого ветерка.

Где-то неподалёку запел жаворонок и тут же умолк. С обочины поросшей травой тропинки с шумом вспорхнула синица и, сразу же взяв вбок, унеслась между деревьями. Чуть ли не оттуда же сорвался чёрный дрозд, стремглав сделал широкий круг и с громким вскриком исчез во тьме камышника. Рыжие муравьи поспешали в дупла деревьев, монотонно пели сверчки, защебетала и затихла птаха.

— Лео, смотри. — Рена остановилась, улыбаясь приоткрытыми губами. — Не видишь?

Роберт не глядел в нашу сторону, он с поднятыми руками влез в цепкие кусты ежевики и знай поедал её.

— Смотри, неужели не видишь? — Держа меня за руку, Рена указывала на невысокое дерево, в кроне которого поблёскивал солнечный луч. — Он смотрит на нас. Да сосредоточься же! — бурно восторгалась она.

Я увидел не сразу. Кружась в листве, защебетала красноклювая светло-коричневая птаха. Чуть поодаль глухо и тоскливо куковала кукушка. Её клики напоминали стук сердца. Потом, откуда ни возьмись, рассыпал свои трели соловей, в лад которому вторила какая-то птица, затоковал глухарь, и лес из конца в конец наполнился весёлым птичьим гомоном.

Повсюду валялись отжившие свой век поваленные деревья, скользкие от лесной сырости, с блестящим наподобие изумрудного бархата мхом да оставшимися подо мхом острыми корявыми сучками.

Между деревьями косыми пучками сквозил свет, это была просторная поляна посреди тёплого, неподвижно дремлющего густолиственного леса; в синеватой зыбкой дымке, звякая бубенцами, паслись коровы. Где-то там же стояла стреноженная лошадь, её не было видно, только время от времени лязгали её железные путы.

— Чудесные места, Лео, — с блаженством оглядываясь окрест, прошептала Рена. — Я их не забуду, никогда не забуду.

Дурманный аромат таволги, терпкий запах прошлогодней залежалой листвы, влажной земли и первозданной девственной чащи, серёжки берёзы в образовавшихся после дождя лужицах, виднеющиеся сквозь просветы в высоких кронах устремлённых кверху дубов осколки неба — всё это напоминало мне тот давний, тот далёкий день, когда мы с дедом направились за горы Кыгнахач — посмотреть их старые разрушенные дома.

— Идите сюда, я для вас ежевики набрал, — позвал спереди Роберт.

За шоссе показалось море — пустынное, безмятежное, бескрайнее. Море и небо слились, издалека трудно было разобрать, где начинается море и кончается небо. Омытые щедрым солнечным светом, разом появлялись мелкие волны, поблёскивая на поверхности синих-пресиних вод, исчезали и, сияя слепящим блеском, появлялись снова.

Взяв меня под руку и прижавшись щекой к моему плечу, Рена не отводила глаз от восхитительного зрелища.

Море звало нас.

Повинуясь этому зову, держась за руки, мы спустились к морю. Что произошло в изменчивых, резвых мыслях Рены, в этот момент было неясно. Лучезарно улыбаясь, она быстро сняла обувь и, скользнув пальцами в туфли, надела их на руки, второпях, пересекла трассу и босиком побежала к пляжу.

И, пока я, обойдя редкие кустики, бьющие из-под небольших острых камней роднички, дошёл до неё, она уже, скинув одежду на песок, в купальнике бросилась в море, рассекая воду, равномерными движениями точёных ног и рук отдалялась от берега.

— Далеко не заплывай, Рена, — громко крикнул я, — там акулы.

Однако среди гула, несущегося из глубины моря, рокота волн, бесконечного крика чаек, вряд ли, она меня могла услышать.

Акулы были и в самом деле. Причём, не одна. несколько… Образовав круг, они то подгружались в воду, на мгновение оставляя за собой небольшие воронки, то появлялись вновь, чёрные, как смоль, мерцая в ярких лучах солнца.

Роберта всё не было, наверное, он ест там ежевику.

Вдалеке, где небо опустилось и слилось с морем и, действительно, не возможно было различить, где кончается море и начинается небо, виднелся белоснежный корабль. С берега не было видно: возможно он и не стоял, а медленно двигался вперёд. Также не понятно было, пассажирский ли это корабль с палубами и каютами или рыболовецкое судно, бросившее якорь вдали, в той синеватой дымке, где море сливается с небом.

Рена, развернувшись, как прежде, разрезая руками воду, плыла к берегу.