— Иди! — позвала она издалека. — Ты думаешь, вода холодная? Совершенно нет. Не бойся, иди! — Она улыбалась своей лучезарной, прелестной улыбкой, и это было не только улыбкой, это было обольщением, приглашением. С ревностным восхищением я смотрел на неё, действительно, завидуя самому себе в том, что она — моя.
Я быстро разделся и вошёл в воду, которая вначале показалась очень холодной, и поплыл навстречу Рене. Когда были уже совсем близко, она протянула мне руку, поймав её пальцы, я притянул Рену к себе, прижал к груди и так, обнявшись мы раскачивались на волнах, сверкающих в лучах солнца.
— Какое блаженство, — с закрытыми от этого самого блаженства глазами молвила Рена и, наклонив голову, прильнула лицом к моей щеке. Медовый аромат её дыхания сводил с ума, глядя на неё, восхищаясь её очаровательной внешностью, я, улыбаясь, подумал, что прелесть блаженства, видимо, можно почувствовать только с закрытыми глазами.
— Блаженство — это и есть счастье, — наконец мечтательно произнесла Рена.
— Наверное, — согласился я.
— А ты можешь сказать, где начинается счастье и где оно кончается?
— Моя сладкая Рена, — опалёнными зноем губами касаясь её обнажённых плеч, ответил я, внутренне испытывая это восхитительное удовольствие в бескрайнем море.
— Для меня счастье начинается с тебя и заканчивается тобой.
Рена с умилением взглянула на меня и пролепетала ласковым голосом:
— Цавед танем, неужели ты можешь любить, как я? Ты не можешь любить, как я. Знай, мужчины и женщины любят по-разному. Любовь для мужчины — это часть его жизни, а для женщины любовь — не часть её жизни, а её жизнь полностью.
Я продолжал ласкать её, гладить и целовать гладкие плечи, на которых сверкали хрустальные капельки воды.
Рена взволнованно трепетала в моих объятиях, будто пытаясь проникнуть в меня и широко раскрывая глаза, обрамлённые длинными ресницами, неожиданно спросила, улыбаясь, глядя на меня:
— Нет, скажи, ты знаешь, что это так?
Я кивнул в знак согласия, млея и сходя с ума от её внезапного нежного прикосновения, направленного на меня многозначительного взгляда из под ресниц, горячего объятия, но ответил лукаво:
— Любовь всегда совершенна и прекрасна, по-своему, только бы она была в сердце, шла от сердца… Да, я знаю, что любовь для мужчины не часть его жизни, а его жизнь полностью, а для женщины — это часть её жизни, потому что у неё и так много хлопот, она может смеяться, когда в действительности хочется плакать, улыбаться, когда страшно испугалась от вида малюсенькой собачки соседа. Поэтому женщину нужно боготворить, тем более, что она не знает себе цену. Ты — моё совершенство, Рен. Ты — моё дыхание, моя душа и вдохновение. Ты достойна только преклонения. Ты слышишь меня?
Рена, повернувшись, снова затрепетала в моих объятьях.
— Смотри ка, переворачивает как хочет, — засмеялась она, — ишь какой хитрый… слово в слово помнит, а когда ему выгодно, жалуется на память. — Сказала и с нежностью добавила: — Я хочу всё время быть с тобой, Лео. Разлука сводит меня с ума. Это так!. Я постоянно хочу видеть тебя, считаю минуты до встречи, и когда ты рядом, когда я с тобой, то забываю обо всём на свете, начинаю верить во всё самое-самое хорошее… И эта так называемая жизнь кажется в сравнении со счастьем чем-то мелким и ничтожным, и в душе моей порхают разноцветные бабочки, окутанные этим счастьем…
Я резко повернул её к себе, с бурной страстью целуя строптивые губы, шею, глаза, снова и снова гладкую шею и пламенные губы… Не мог насытиться.
Потом, держась за руки, мы доплыли до буйков, дальше которых заплывать строго запрещалось.
Волны вокруг нас, залитые ярким солнечным светом, то приступали белой пеной, то исчезали и снова появлялись, ослепительно сверкая, на волнующейся поверхности моря.
Чайки неустанно парили над морской гладью, опускаясь на воду и раскачиваясь на волнах.
Затем, касаясь спинами волнующейся поверхности моря, долго качались на волнах и глубокое темно-синее безбрежное море нежно убаюкивало нас, а высоко над нами простиралось ни менее синее небо с белыми клочьями облаков да чайками, которые постоянно сопровождали нас, то отставая, то снова приближаясь и оглашая пространство своими криками.
Далее Рена, опираясь на мои руки, скользила по ослепительным водам.
После мы плыли параллельно, пальцы моей правой и её левой руки были сплетены.
Потом Рена произнесла: «Моя любовь к тебе с каждым днём и с каждым часом становится сильнее, всё больше и больше, иногда кажется, что без тебя моё сердце от тоски разорвётся на куски», и от этих слов душа моя ликовала, сердце в груди стучало беспорядочно.
А с берега нас уже звал Роберт. Он принёс собранную ежевику.
Глава шестнадцатая
Мы возвратились с берега, когда солнце садилось, спускаясь к лесу и высокие макушки деревьев горели, пылали под светом слоистого зарева.
— Изумительные места, Лео, — как и до того, как войти в море, когда мы ещё стояли по другую сторону шоссе, снова сказала Рена, с признательностью глядя на меня. — Никогда в жизни не забуду… Я и не знала, что есть у нас в республике такая красота.