Птица скорби

Когда в остановившейся возле меня красной «Тойоте Старлет» я увидела за рулём женщину, чем-то похожую на маму, рука сама потянулась к стеклу.

– Нипемпако тандизо, – отчеканила я только что выученную фразу. Женщина удивлённо повернулась ко мне, сдвинув на лоб солнечные очки, опустила стекло и просунула сквозь щёлочку новенькую хрустящую банкноту в пятьдесят тысяч квач. Я взяла деньги, радостно улыбаясь. Мой первый заработок.

– Спасибо большое, – выдохнула я, но женщина, похожая на маму, уже уехала. Издав радостный вопль, я зажала деньги в кулаке и побежала на рынок, где купила себе два фриттера. Я вспомнила про Али и остальных, лишь когда проглотила последний кусок. Когда я вернулась к ребятам, они так на меня посмотрели, что я сразу поняла, что сделала что-то не так.

С этого момента мне пришлось осваивать новые правила выживания на улице.

Правило первое: мы – одна семья. Вместе играем, вместе дерёмся, всё делим поровну, будь то еда, деньги или клей. Самой старшей из нас была Энала – высокая, стройная, с округлыми бёдрами и красивой грудью. Когда она улыбалась, а это случалось довольно часто, глаза её смотрели на собеседника с лукавым прищуром. Голос её был мягким и певучим, а когда она смеялась своим гортанным, низким смехом, запрокидывая голову, прохожие оглядывались на неё. По акценту Эналы было очевидно, что она прекрасно владеет английским, но при нас она пользовалась только ньянджа. И ещё: её кожа была довольно светлой, но это становилось заметно, лишь когда нам удавалось нелегально воспользоваться чужим душем и смыть с себя грязь.

Мальчишки одаривали её подарками, а за это Энала позволяла мальчишкам потрогать себя за грудь или потереть причиндалы о свои округлости. За это я ненавидела её и одновременно восхищалась ею. Мне лично не хотелось, чтобы кто-то дотрагивался до моей намечающейся груди или моей плоской попы, но вот от подарков я бы не отказалась. Была среди нас ещё девочка Наташа, хотя по несколько раз на дню она напоминала: «Зовите меня просто Таша». Таша постоянно находилась под кайфом, обладала ломким мальчишеским голосом и грубыми чертами лица – низкий квадратный лоб и густые сросшиеся брови. Сколько бы она ни нанюхалась клея, взгляд её всегда оставался цепким и внимательным. Руки и ноги у неё были толстыми, как обрубки, а волосы короткими, и со спины её можно было принять за мальчишку. Да она и ладила с мальчишками лучше нашего. Они звали её бой[80].

Самым старшим среди мальчиков, но и самым низкорослым был Мапензи. Он бегал как стрела и считался самым крутым острословом. И ещё он очень хорошо относился к Али. Мапензи вообще отвечал за всех нас. Все вырученные деньги отдавались ему, и уж он распоряжался, как их потратить. Именно он распределял ребят по участкам, где следует попрошайничать, и легко догадывался, кто именно заныкал деньги. И уж если он узнавал про такой проступок, то велел ребятам бить нарушителя, пока тот не признавался в обмане. И на день провинившийся оставался без еды.

Самым младшим был Джо. Мы звали его мпунду, потому что когда-то у него действительно был брат-близнец, только он умер. Джо никогда не рассказывал, как это произошло. Ещё один глаз у него был «ленивый»[81], а на лбу имелась большая родинка. Джо вечно смеялся над всем, кто бы что ни сказал, даже совсем не смешное. Иногда, перенюхав накануне клея, на следующий день Джо не мог попрошайничать. Оставшись один, он лепил всякие глиняные фигурки и разговаривал с ними. Кожа у него была терракотовой, а его тугие афрокосички смешно торчали в разные стороны. Одним словом, он мне нравился.

Сэйвьо[82] был вторым по старшинству среди мальчиков. Худой, угловатый и необщительный, тем не менее он всегда делился со мной едой. Посмотрит в глаза, спросит: «Голодная?» – и отдаст часть своих припасов. Один из его передних зубов был отколот, голова кишела гнидами, и в жару Сэйвьо неистово чесался.

И ещё был Джуниор[83]. На улицу он попал в пять лет и не знал собственного имени, вот его все и звали Джуниором. Он был миленьким, как девочка, и из-за этого мальчишки потешались над ним. Джуниор всё время сипел, как простуженный – наверное, какой-то непорядок со связками. У кого-то это вызывало насмешки, а у кого-то симпатию – потому что Джуниор так и не потерял своей детской наивности. Как-то одна пожилая женщина взглянула в его огромные глазищи и сказала, что он очень похож на её покойного сына – тот умер примерно в том же возрасте. Взгляд её затуманился, как будто она вот-вот расплачется, но мимические морщинки говорили о другом – женщина улыбалась собственным воспоминаниям. Она так растрогалась, что дала Джуниору щедрую милостыню. И тут я совершила то, чего и сама от себя не ожидала. Женщина та и уйти не успела, как я ударила по кулачку Джуниора, чтобы он отдал мне деньги. Тот раскрыл ладонь и даже спорить не стал, открыв рот в беззвучном плаче. В этот момент я сама себе была противна. Шёл второй месяц моего бродяжничества, и я ещё не научилась справляться с голодом, потому так и поступила.