Птица солнца

Хилари, в платье из желтой парчи, со знаменитыми фамильными бриллиантами Стервесантов, на протяжении вечера почти все свое внимание уделяла мне. У меня слабость к прекрасному, особенно к красивым женщинам. Их в этот вечер было не менее двадцати, и я в их обществе чувствовал себя королем. Вино развязало мне язык и унесло проклятое смущение. Неважно, что хозяева, вероятно, предупредили гостей, как себя держать со мной: когда в два часа ночи в сопровождении Хилари и Лорена я спускался к «мерседесу», то чувствовал себя семи футов ростом.

Вновь обретенная уверенность не покидала меня и на протяжении четырех лекций в университете Витвотерсренд. На первой присутствовали двадцать пять студентов и преподавателей, на следующей вдвое больше. Распространились слухи, и последнюю лекцию я читал в главном лекционном зале, вмещающем шестьсот человек. Успех был несомненным. Меня уговорили повторить курс в удобное для меня время, и вице-канцлер университета ясно намекнул, что место декана археологического факультета в следующем году будет вакантно.

Последние три дня отлучки я провел в Институте. Я с облегчением обнаружил, что мое отсутствие не слишком скверно сказалось на нем и мой многочисленный штат справляется с обязанностями.

Бушменская выставка в зале Калахари была полностью оформлена и открыта для посещений. Прекрасная работа – а центральная фигура главной группы напомнила мне моего маленького друга Ксаи. Ее изобразили за расписыванием стены пещеры. Я подумал, что именно так, используя оленьи рога как вместилище красок и тростинки в качестве кисточек, рисовал моего белого царя первобытный художник. У меня было странное впечатление, будто два тысячелетия исчезли и я вижу ожившее прошлое. Я сказал об этом Тимоти Магебе.

– Да, мачане. Я и раньше говорил вам, что мы с вами отмечены. На нас знак духов, и мы можем видеть.

Я улыбнулся и покачал головой.

– Не знаю, как ты, Тимоти, но я никогда не мог заранее определить, кто победит на скачках…

– Я серьезно, доктор, – прервал меня Тимоти. – У вас есть дар. Просто вас не научили им пользоваться.

Я признаю гипноз, но разговоры о ясновидении, некромантии и прочих оккультных предметах приводят меня в замешательство. Чтобы увести разговор от себя и моего дара, я сказал:

– Ты говорил мне, что тоже отмечен духами…

Тимоти воззрился на меня своими беспокоящими темными глазами, и я уж было решил, что оскорбил его своим едва замаскированным вопросом, но он вдруг кивнул похожей на пушечное ядро головой, встал и запер дверь своего кабинета. Потом быстро снял ботинок и носок с правой ноги и показал ее мне.

Деформация поражала, хотя я видел такое и раньше, на фотографиях. Это уродство встречается в племенах батонга в долине Замбези. В 1969 году в «Британском медицинском журнале» даже публиковалась статья на эту тему. Это так называемая «страусиная лапа», заключается она в сильном отделении большого пальца ноги от следующего. Ступня при этом начинает напоминать лапу страуса или хищной птицы. Тимоти, вероятно, очень чувствительно относится к этому уродству: он почти сразу снова надел носок и ботинок. Я понял, что он сделал сознательную попытку заручиться моей симпатией, установить между нами более тесный контакт.

– Обе ноги? – спросил я, и он кивнул. – В долине Замбези у многих такие ноги.

– Моя мать была из племени батонга, – ответил он. – Именно благодаря этому знаку меня отобрали для участия в мистериях.

– Тебе это не мешает?

– Нет, – отрубил он и продолжил на языке батонга: – Мы, люди с расщепленными ногами, перегоняем антилопу.

Значит, это благоприятная мутация, и я готов был обсуждать ее дальше, но выражение лица Тимоти остановило меня. Я понял, какое усилие ему потребовалось, чтобы показать мне ногу.

– Хотите чаю, доктор? – Он перешел на английский, закрыв обсуждение. Когда один из его молодых африканских помощников налил нам крепкого черного чая, Тимоти спросил: – Не расскажете ли, доктор, как продвигается работа в Лунном городе?

Мы разговаривали еще с полчаса, потом я попрощался.

– Извини, Тимоти, но завтра рано утром я улетаю, а мне еще многое предстоит сделать.

Меня разбудил негромкий, но настойчивый стук в дверь моей комнаты в Институте. Я включил лампу на столике у кровати и увидел, что всего три часа ночи.

– Кто там? – спросил я, и стук прекратился. Я выбрался из постели, надел халат и тапки и уже двинулся к двери, как вдруг понял, что рискую. Вернувшись в спальню, я достал из ящика большой автоматический пистолет 45-го калибра. Чувствуя себя отчасти как в мелодраме, я прошел к входной двери.

– Кто там? – повторил я.

– Это я, доктор. Тимоти!

Я немного поколебался: всякий может назвать себя Тимоти.

– Ты один? – спросил я на языке бушменов Калахари.

– Да, один, Птица Солнца, – ответил он на том же языке, и я сунул пистолет в карман и открыл дверь.

Тимоти был в темно-синем костюме и белой сорочке, через плечо переброшена ветровка. Я сразу заметил пятна крови на его рубашке и неряшливую повязку на руке. Он, очевидно, был сильно возбужден, глаза широко раскрыты, движения резкие и нервные.