Птица в клетке

Я надеялся, что батарейка отданного ей фонарика вскоре ослабнет, а там и вовсе сдохнет, но этот момент разрешился после возвращения родителей, причем так, как я даже не мог представить: на пороге нашего дома появились двое мужчин в штатском. Они попросили разрешения с нами поговорить – всего лишь задать несколько вопросов с целью обеспечения безопасности нашего микрорайона. Ну например: задело наш дом при артобстреле? Нанесен ли какой-либо ущерб? Нельзя ли осмотреть сад? С согласия моих родителей те двое обошли вокруг дома, отметили, какие у нас растут деревья, уточнили, сколько им лет и кто занимался посадками – мы сами или кто-то другой. Они то и дело задирали головы, разглядывая чердачное окно гостевой комнаты, и мама стала делиться с ними подробностями насчет плакучей ивы: не дерево, а сплошная морока – ветви как плети, круглый год листва падает, отчего кислотность почвы повышается, даже трава кругом не растет…

Они вежливо дали ей закончить, а потом спросили:

– Вот там, наверху, это чье окно?

– Ничье. То есть наше общее. Там у нас гостевая спальня, но гости к нам давно не ездят, – объяснила мать.

– Не ездят?

Тут вклинился мой отец:

– Вообще не ездят. Никто.

– Где вы находились во время бомбежки – у себя в подвале?

– Да, всей семьей.

– Сколько вас всего?

– Кроме меня – моя жена, мать и сын.

– Четверо?

– Да, четверо.

– А наверху вы никого не забыли?

– Нет.

– Значит, кто-то из вас оставил там свет?

– Свет был выключен. Мы соблюдаем затемнение, – ответила моя мать.

– В этом окне был замечен свет – горел на протяжении всего воздушного налета.

Мать не сумела скрыть испуг:

– Неправда! Кто вам такое сказал?

– Мы сами видели, сударыня.

– Быть такого не может!

– Я поднимался туда перед началом бомбежки. Прости, муттер, – вырвалось у меня. – Никак не мог заснуть. Хотел почитать при свете фонарика. Даже не помню, выключил или нет, когда бомбить начали. Глупость ужасная – пора бы уж привыкнуть.

Непрошеные гости впились в меня взглядами.

– Как тебя зовут?

– Йоханнес.

– В Гитлерюгенде состоишь?

– Так точно.

– Надо быть осторожней. Ты ведь знаешь, что это можно расценить как сигнал?

– Неужели кто-то станет подавать сигнал к бомбежке собственного дома? – встрял мой отец.

– Ваш дом разбомбили?

– Нет.

– А вашей соседке меньше повезло. Нетрудно предположить, что цель указывал свет из вашего окна.

Молчание нарушил мой отец, предложив гостям кофе. Те не стали отказываться. Войдя в дом, они проявили интерес к мебели и картинам, отметили, что в комнатах очень красиво, и спросили разрешения оглядеться. Отворив дверь в бабушкину комнату, они застали Пиммихен в кровати: с розовыми хрустальными четками в руках и с полуоткрытым ртом она уставилась в пространство. Волосы ее были стянуты на затылке в тугой узелок, отчего нос торчал больше обычного. Посетители обернулись к моему папе и спросили:

– Ваш отец?

Он кашлянул, чтобы вежливо привлечь ее внимание, и сделал жест рукой:

– Моя мать.

Надумай моя мама густо смазать руки кремом, она бы терла их так же истово, поэтому отец увел ее на кухню, а я последовал за двумя посетителями наверх, где они проявили куда меньше интереса к обстановке, нежели к потолку, полу и стенам. Один приподнял за уголок лежащий в коридоре персидский ковер и похвалил его качество, но было ясно, что это лишь предлог взглянуть, что под ним. То же самое они проделали с покрывалами на кроватях. Когда мы преодолевали последний лестничный пролет, я не смел даже подать голос, чтобы не обнаружить свою нервозность. В голове стучало: а вдруг из-под фанерного щита выглянет еще несколько завитков? Это будет конец. Я не знал, сумею ли изобразить шок, если ее найдут. Вдруг мы с ней встретимся взглядами? Даже страшно было вообразить: ведь я ее полюбил и знал эти глаза лучше своих собственных, но если мне суждено выжить, то придется лгать, что я понятия не имел о ее существовании. Нетрудно представить, с каким видом она будет на меня смотреть, если я выставлю ее непрошеной гостьей, причем совершенно незнакомой. Наверное, многие меня осудят, но, когда в дверь стучится смерть, не каждый способен действовать так, как ему грезилось в мирное время. Незнакомцы изучили одну стену, перешли к другой, пробежали по ней глазами вверх-вниз и, похоже, остались более или менее удовлетворены; затем распахнули окно и выглянули в сад. Произвели тщательный осмотр чердака, заглянули в отцовский кабинет, а потом один из них втянул носом воздух и, подняв кверху палец, объявил:

– Кофе готов.

Я понадеялся, что пытка окончена, однако гости, потягивая кофе, вежливо попросили меня показать фонарик, который я использовал для чтения.

– Ступай, принеси им, – скомандовала мать.

Я встал из-за стола, и те двое сделали то же самое; меня охватила паника, особенно когда они увязались за мной в спальню, тем самым отрезав мне путь к Эльзе. К счастью, у меня сохранился другой фонарик – тот, что подарили Стефан и Андреас, когда мне исполнялось двенадцать лет. Один из проверяющих смахнул с него пыль и несколько раз щелкнул выключателем, но батарейка давно села. Я тупо смотрел на фонарик.