Читаем Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов полностью

В прошлом году я смог найти для нее[144] лишь один дом, а именно свой, и если бы мог поступить иначе, то не стал бы сразу предлагать ей вести совместную жизнь, чтобы избежать неловкостей, но это было невозможно. Несмотря на это, я не колебался. Après tout[145], пока все складывается удачно. Но у тебя другой случай, и, вероятно, ты сможешь устроить даму, о которой пишешь, до поры до времени там, где ей будет спокойно и безопасно, пока она полностью не оправится. Боюсь, это может произойти не скоро, к тому же не стоит идти против предубеждений общества, если есть возможность поступить иначе; если же этого не избежать, следует все взвесить и решить, какой исход будет более ужасным, – этим летом я предпочел бы пойти наперекор всем возможным предрассудкам, даже если бы их было еще больше, чем оставить женщину без крыши над головой и очага. Но у тебя, думается, все может и должно пройти спокойнее, и на твоем месте я бы позаботился о хорошем доме для нее. Я имею в виду не только обстановку, но и общение. Ради ее блага, а не потому, что ты хочешь спрятать ее или держать в тайне от всех из-за того, что ей нужно избегать любых волнений и потрясений, и чем быстрее она окажется в нормальной, будничной обстановке и займется обычными делами, тем лучше.

Да, если бы у тебя сразу была возможность поселить ее у себя, я бы не писал об этом. Но боюсь, это невозможно, и ты бы сам посчитал это неправильным.

В моей голове роятся мысли, и я часто думаю о тебе. Только что я закончил рисунок, для которого позировала Син. Послушай, старина, если говорить коротко, мой опыт этого года доказывает, что, несмотря на тяжелые, очень тяжелые дни, полные забот и трудностей, бесконечно лучше жить с женщиной и детьми, чем без них.

Итак, если ты не откажешься от мысли посвятить свою жизнь этому человеку, этой женщине, я буду счастлив за тебя. Именно преданная любовь поможет ей вновь ожить. Но все же советую для начала узнать друг друга – так будет правильнее и разумнее. Будь это возможно в моем положении, я бы так и поступил, даже если бы был уверен, что останусь с этим человеком навсегда. Но для нее не нашлось другого крова, кроме моего. В любом случае эти обстоятельства следует принимать во внимание, но порой невозможно избежать всеобщего неодобрения. Поэтому я ни в коем случае не пытаюсь тебя отговорить, учитывая твои слова о любви к ней, но все же, полагаю, ты согласишься со мной: в обществе, которое способно все испортить, следует действовать осмотрительно.

Итак, будь осторожен. Сейчас важно, чтобы ее состояние улучшилось, а остальное второстепенно. Полагаю, ничто не повлияет на нее так благотворно, как ежедневное пребывание в спокойном кругу. У тебя нет на примете среди твоих друзей того, кто согласился бы помочь и приютил бы ее на время у себя дома?

Повторю: если она будет жить в одиночестве, не имея того, чем можно отвлечь или занять себя, то, по-моему, это пагубно скажется на ее состоянии. И вероятно, своего рода дом призрения (обычный или частный) был бы для нее предпочтительнее, потому что там у нее была бы компания, но только при условии, что ты сможешь часто ее навещать. Может статься, ты уже позаботился обо всем этом, но я пишу об этом именно потому, что ничего не знаю.

Хотелось бы знать, когда ты приедешь; если это произойдет и у тебя получится, привези с собой старые эскизы. Относительно моего вопроса о том, сможешь ли ты выслать немного денег: да, я немного обеспокоен и надеюсь, что это возможно, но не хочу, чтобы ты помогал мне в ущерб ей. И уверяю тебя, последнее твое письмо заставило меня удвоить свои усилия в достижении успеха, дабы облегчить твою ношу. Но проблема в том, что именно усердный труд требует порой дополнительных средств, так как приходится больше тратиться. Напиши поскорее, потому что я с нетерпением жду от тебя новостей. Удачи тебе во всем! Раппард на пути к выздоровлению, я получил от него письмо. Сам я усердно работаю, все еще рисую различные головы. Прощай, мысленно жму руку.

Твой Винсент

Ты скажешь, что я слишком много времени уделяю написанию писем, но я не могу иначе: ведь ты доверился мне и должен знать, что это не прошло для меня незамеченным.

Особенность подобных случаев в том, что невероятно сложно предугадать, как далеко можно зайти. Ты тоже с этим столкнешься. Ты спрашиваешь себя: должен ли я помочь этой женщине и при этом видеть в ней только друга или выбрать ее в качестве жены, с которой я буду жить до конца дней? Является ли она той самой или нет?

Знаешь, я полагаю, что ты столкнулся с этой дилеммой, а может, все еще ломаешь над ней голову. Если бы все шло иначе, на мой взгляд, это было бы чем-то противоестественным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Персона

Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

Кеннет Славенски

Биографии и Мемуары / Документальное
Шекспир. Биография
Шекспир. Биография

Книги англичанина Питера Акройда (р.1949) получили широкую известность не только у него на родине, но и в России. Поэт, романист, автор биографий, Акройд опубликовал около четырех десятков книг, важное место среди которых занимает жизнеописание его великого соотечественника Уильяма Шекспира. Изданную в 2005 году биографию, как и все, написанное Акройдом об Англии и англичанах разных эпох, отличает глубочайшее знание истории и культуры страны. Помещая своего героя в контекст елизаветинской эпохи, автор подмечает множество характерных для нее любопытнейших деталей. «Я пытаюсь придумать новый вид биографии, взглянуть на историю под другим углом зрения», — признался Акройд в одном из своих интервью. Судя по всему, эту задачу он блестяще выполнил.В отличие от множества своих предшественников, Акройд рисует Шекспира не как божественного гения, а как вполне земного человека, не забывавшего заботиться о своем благосостоянии, как актера, отдававшего все свои силы театру, и как писателя, чья жизнь прошла в неустанном труде.

Питер Акройд

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное