Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

На самом деле она хранила под подушкой его перчатку и надушенный платок.

По ночам в ней вскипала горячая степная кровь отца, и ей снилось, как с десятитысячным войском варваров она берет столицу, и скованного кавалера Таэлью приводят к ней в шатер. А другие сны, должно быть, навевала царственная кровь деда: как она становится королевой, и вот тут-то Эсса Элья не осмеливается ей отказать. Будь у нее в роду чародеи, ей, верно, бы снилось, как она накладывает на упрямого полукровку чары. Много раз ей приходило в голову взять пример со своей далекой прародительницы: ворваться в гримерку Эссы Эльи, занести над ним клинок, а дальше будь что будет. Но ей хотелось не просто обладать им ей хотелось любви.

Фэйд с ума сходила, думая обо всех невозможных любовных союзах, которые случались в столице и за ее пределами. Разве не жил благородный кавалер Ахайре с мужчиной из Древнего народа и с бывшим вождем племени эссанти? Разве не зачал означенный кавалер сына с эльфийкой из Великого леса, хотя такого не случалось со времен Ашурран? Разве не влез означенный вождь эссанти в окно к принцессе, дочери правящего короля (о чем как-то поведала ей мать за бокалом вина, рдея, как маков цвет, то ли от смущения, то ли от гордости). Разве не нашла себе леди-полковник Лизандер среди всех варваров Дикой степи красивого, как картинка, блондина? Фэйд вспоминала свое пребывание в Селхире с легким жаром ей было восемнадцать, она считала себя некрасивой и неуклюжей, а селхирская полковница по прозвищу Хазарат воистину была богиня: загорелая, ясноглазая, крепкая, мускулистая, выглядела всего лет на сорок в свои сколько, пятьдесят шесть? В седле сидела так, будто сливалась с лошадью, своими двумя кимдисскими клинками творила чудеса, а рядом с ней был белокурый бог с косой до пояса, на красоту которого просто смотреть было больно. Оставшись с ними наедине, она поспешила напиться и наутро пожалела об этом, проснувшись с ними в постели, ибо не помнила из прошедшей ночи ровным счетом ничего.

И к лучшему, наверное, потому что она наверняка бы влюбилась в них обоих или хотя бы в белокурого бога, а кому это нужно? Они были друг с другом, даже если таскали в постель угрюмых смуглых девчонок, заплетающих косы по степному обычаю безо всякого на то права.

Больше она не бывала в Селхире.

Дура.

Сыну полковницы сейчас должно быть лет двадцать. Наверняка копия отца. Наверняка кем-то уже захомутан.

Но с тех пор, как она увидела Эссу Элью на сцене Королевского театра, она уже не могла всерьез думать ни о ком другом. Почему он так сильно ее зацепил? Может быть, потому, что был недоступен? Ей не в первый раз попадались недоступные красавцы, и всех она рано или поздно забывала, когда терпение кончалось. И Таэссу могла бы выкинуть из головы, если бы захотела.

В том-то и дело, что не хотела.

Может, это кровь? Отец ее был степняк, невежественный варвар; а отец Таэссы был трианесский аристократ, приближенный короля. Какая сила могла бы их свести? Дед рассказывал: «Я был против. Я заставил магов запеленать его в магическую защиту в пять слоев. Я посылал к нему птиц-вестников, как ненормальная мамаша. И все потому, что нам нужна была помощь против энкинов, а вождь эссанти Кинтаро плевать хотел на Криду и не желал оторвать от шкур свою задницу надо заметить, чертовски красивую накачанную задницу, как я потом узнал! А тогдашний начальник Тайной службы подцепил Альву на крючок, словно рыбку польстил, комплиментов навешал, живописал вольные нравы эссанти, важность миссии, и все, глупый мальчишка рвался, умолял, и я его отпустил, а сам пил всю ночь. Кто же знал, что там, в степи, его поджидает судьба?»

Должно быть, Кинтаро так же влюбился в кавалера Ахайре, как она в его сына, с одного взгляда, с одного вздоха, с одного биения сердца. И ждал, и верил, и пытался завоевать, и дрался за него. И в конце концов получил. Она только раз видела их вместе, когда ей было лет семь, и на всю жизнь запомнила, как они смотрели друг на друга, и как перешучивались, улыбались, искрились любовью. А вот матери это не понравилось, и с тех пор Кинтаро приходил один, а потом и вовсе перестал приходить. Мать недолюбливала кавалера Ахайре, с детства воровавшего у нее любовь сестры и отца. Кто у кого украл Кинтаро он у нее потом, или она у него сначала? Как-то там все было сложно, Фэйд так и не поняла, а расспрашивать не решилась.

Она бы сейчас вскочила в седло и кинулась бы разыскивать Кинтаро за сто, за тысячу миль, в Криде, в Арислане, в Великом лесу, только чтобы спросить за чашкой степного самогона: как ты выдержал? Как добился? Как не убил, не взял силой, не забыл? Но Кинтаро покинул континент, отправился на запад со своим рыжим аристократом, и предприятие это было таким безумным, что во всеобщем «отправиться на запад» означало «умереть».

Что ж, пока мы живы, всегда есть надежда.

Может быть, завтра ее будет ждать белый конвертик с ключом от спальни Эссы Эльи, как принято у актеров. Эта мысль всегда помогала ей засыпать по вечерам.

Глава 8