Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)

— От чего зависит? Он отодвинул кофейник подальше и повернулся к ней лицом. Запахивая на себе халат и даже натягивая его на колени, чтобы она не надеялась на продолжение. Вы твердо намерены устроить скандал или все-таки уйдете добровольно?

— Одно условие. Она перелезла через его колени и встала у кровати, наливая кофе в чашку. Назначь следующую встречу, и я сохраню все в тайне. И тихонько уйду. Разумеется, когда допью. И оденусь.

— Что вам еще от меня надо? спросил Таэсса довольно зло. Вы уже поимели меня прошлой ночью всеми возможными способами. Запишите на свой счет победу над Эссой Эльей и убирайтесь к бесам и демонам!

Фэйд аккуратно поставила чашку обратно на поднос.

— Это, мой серебряный, еще не победа. Когда ты наденешь мой браслет вот это будет победа. Мне причитается еще одно свидание. А я уж позабочусь, чтобы оно не стало последним. И не забудь сказать мне имя того, кто тебя трахнул и убрался наутро к бесам и демонам. Я ему всю рожу разобью.

Он вскочил, гневно прожигая ее глазами. Конечно, это было бы удобнее делать, будь он повыше дюймов на пять.

— Вы еще смеете ставить условия, как разбойник с большой дороги? Да после всего, что было, вам прямая дорога в тюрьму!

— В тюрьму? А мне казалось, в твою постель.

Она откровенно им любовалась, и он судорожно запахнул халатик, полы которого от резкого движения разъехались до самого пупка. Легкая шелковая тряпка была призвана не скрывать, а открывать тело владельца. Надо же, он одет, хотя и чисто номинально, а она раздета. Что совершенно не мешает ощущать себя беспомощным. Однако острый язык ему никогда не изменял, находя нужные слова и тон будто бы сам собой, без участия хозяина:

— Не переоценивайте потребности плоти, леди Филавандрис. И свои постельные способности тоже.

Она насмешливо вздернула бровь, но оставила его выпад без внимания. Заявила:

— Сегодня прием у государыни. Я буду ждать на галерее. И если ты не появишься к одиннадцати часам, пеняй на себя.

— На галерее? Да вы с ума сошли, там же всегда полно народу! вырвалось у него, и Таэсса с ужасом осознал, что уже не спорит насчет самой возможности свидания. Только о его месте. Решившись, он быстро проговорил: В оранжерее, в полночь. Садовник впустит вас и уйдет. Не вздумайте поднимать шум, если я опоздаю! Мне не так-то легко уйти незамеченным.

— Договорились, сказала она, будто ничего другого и не ожидала. Запихнула булочку с маслом в рот чуть ли не целиком, опрокинула в себя чашку кофе и принялась одеваться.

Таэсса поймал себя на мысли, что выгоднее всего будет смотреться в оранжерее в красном камзоле с шитьем, и мысленно застонал. Он ведь собирался пойти на прием в белом костюме, который совершенно немыслимо таскать среди цветов и грядок! Ради нее он уже меняет свои планы. Что дальше? Фэйд наденет на него железный браслет и прикует к кровати? Это она подразумевала под «наденешь мой браслет»?

Он вздохнул и налил себе кофе. День обещал быть долгим и утомительным.

Фэйд ушла через дверь, и Таэсса проследил, чтобы она не попалась на глаза слугам. Он скрылся в своих покоях, а она выскользнула через черный ход, намереваясь пройти через сад. Тайную калитку ей действительно показал Сайонджи. Как истинный сын степи, он уважал военную хитрость и обходные тропы. С этой стороны дома сад буйно разросся, будто незнакомый с руками садовника (хотя все знали, что вошедший в моду садовый дизайн в стиле дикой природы требует огромных трудов). Ни один человек не заметил бы ее из окон. Ни один человек, о да. Но тот, кто поджидал ее на веранде, человеком не был.

Решив, что наглость второе счастье, Фэйд подошла и чмокнула его в щеку, как принято между родичами.

— Если вы собираетесь читать мне мораль, дядюшка, делайте это поскорее. Жутко не выспалась, сами понимаете.

Он тихонько рассмеялся, и стало ясно, что он не просто не сердится он восхищен!

— Вы полностью унаследовали специфическое обаяние своего отца, леди Филавандрис. Я не припомню, чтобы Таэсса хоть кому-нибудь подавал завтрак в постель.

Глаза его сияли, и невольно она улыбнулась в ответ, той победной и наглой улыбкой, которая мгновенно выдавала, чья она дочь. Итильдин так зарделся, так жадно впитал ее взглядом, что на какое-то мгновение она задумалась, насколько реально совратить его прямо здесь и сейчас. Но он отвернулся, взяв себя в руки, и стало ясно, что вряд ли он видел перед собой ее. Ей стало вдруг пронзительно его жаль. Итильдин жил все эти годы, будто обратясь в прошлое, где осталась вся его жизнь, и настоящее было для него лишь фоном для воспоминаний, не больше. Интересно, существовала бы Фэйд для него, не будь она бледным, нечетким подобием Кинтаро?

— Так вы пришли благословить меня? спросила она весело, тряхнув головой и разом отвлекшись от грустных мыслей. Потому что на коже ее жил запах Таэссы, руки помнили его тело, впереди ждало новое свидание и целая жизнь.