У него были длинные ногти? Пусть будут длинные волосы в носу. Он красил волосы в черный цвет? В книге пусть лучше пользуется тональным кремом и румянами. Однако если он в отношениях с вами показал себя эгоистом и человеконенавистником, эти черты можно оставить. Можно даже привести вполне реальные беседы, только так, чтобы прототип не угадывался слишком явно. Замените все, что указывает на конкретную личность. Он был клептоманом? Придумайте что-то другое. Не упоминайте модель его машины. Он ненавидел курильщиков и даже посадил кому-то в пепельницу проросшее яблочное семечко? Очень колоритная деталь, но лучше ею пожертвовать: слишком узнаваемо.
Назовитесь его девушкой или первой женой (а не третьей, как на самом деле). Не описывайте его отвратительных детей, особенно рыжих близнецов. Сделайте так, чтобы этого типа нельзя было опознать по внешности или деталям биографии. Тогда он вполне сойдет как рабочий материал. А лучше всего написать, что у него был крошечный половой орган. Вот тогда прототип точно не побежит судиться и устанавливать меру и степень сходства с персонажем.
Да-да, вот такая я стерва!
У одного моего студента было ужасное детство. Мать наказывала его так: зажигала горелку на кухне и совала в огонь его руку.
— Напишите про это, — сказала я.
Он стал отнекиваться:
— Зачем это теперь? Она старая женщина, больная. У нее была тяжелая жизнь…
— У меня сердце кровью обливается, — объяснила я. — Измените ее возраст, внешность. Перенесите все в другой город. Вы у нее единственный? Ну так придумайте, что в семье было пятеро детей. А если вас, скажем, трое, пусть рассказчик будет один у матери. Сделайте ее разведенкой, а папашу своего используйте в другой книге. А не было папаши — так придумайте!
Тот парень написал замечательный цикл рассказов о своем детстве. Мать в них внешне ничуть не похожа на настоящую: она блондинка с влажными карими глазами, работает на почте. И, когда сынишка плохо себя ведет, сует его ручку в огонь. Однажды он прочел пару фрагментов вслух. Вся группа аплодировала.
Одна моя подруга недавно влюбилась в пресвитерианского священника. Поначалу он казался утонченным, образованным и ласковым. Затем выяснилось, что он редкая сволочь, к тому же с наполеоновскими амбициями. Подруга спросила:
— Как думаешь, можно из него слепить персонажа?
— Нужно! — сказала я.
— Может, написать, что он высокий? Тогда в суд нельзя будет подать. (Оригинал был ростом с сидящую собаку.)
— Нет, не то, — сказала я. — Сделай его писателем-недоучкой. Причем с прошлым. Пусть у него будут две брошенные жены и полдюжины детей, которых он годами не видит. А сам пусть будет неказистым курящим атеистом. И член у него пусть будет как у воробья. Тогда точно в суд не попрется!
Месть, конечно, сладка, но дело не только в ней. Иногда необходимо сказать правду. Может, заодно найдется какой-то смысл в пережитых страданиях. Ну да ладно. Вот вам стихи Шерон Олдс[87], я их всегда выдаю студентам. Называются «Однажды в мае 1937 года»: