Птица Зу

Создавать безделье, выпивать. Если плохо, то не должно быть плохо. Правда, со всеми мелочами. По-разному, иногда трагично, иногда делом. Рано или поздно. Большое, кусками наваленное лицо, седая медлительность, рачьи ухватки — я все время всем бываю чужой. Рвешься-рвешься и, вдруг, — бац! внешний динамизм и напряженность жизни вступили в противоречие. В послеобеденное время мое настроение намотано между двумя проводами за окном. Никаких ручейков и птичек! Память, постоянная, проникающая вперед любознательность и перемены. Нельзя доверять, надо опираться. Запоминать и вспоминать. Еще меньше, вечер, меньше, курю. Выросли благополучно, сделали невнятно, отторгли, отравили и не знаем. Стер, истереть, крошится. Жидко в нелепости, скудно в попытке. Ничего нет по пути. Было тягучее, вязкое, лепилось трудно, летело легко, звучало точно. Увлечься предназначенным и не всколыхнуть. Не я. Хлопает дверь и удлиняется дистанция; вписываешься, попадаешь ритмической сбивкой, а по ночам снится, что президент это мой дед, и семья большая, и за столом уютно, только жутко от присутствия большого, который может все отнять. Едешь в метро — сидят напротив. Книга помогает, книга полна. Перечитал и вспомнил: "Где он теперь?" и отложил. Скоро забыл. Я забывался каждым днем быстрыми движениями несколько месяцев, как-то раз подумал о будущем и поднялся вверх, но номера квартир по старой привычке угадывал. Здесь до сих пор жила мама моего. Я позвонил, вошел внутрь, мама не понимала меня. Я часто встречал его по дороге домой или в булочную, а мать успела забыть. Мы посидели среди кухни, попили чаю и разошлись. У каждого из нас был друг. Грани и изломы становятся ближе свету, понятнее для глаз, я работаю учителем. Дома, в основном, новые, старые только для удобства и красоты, хотя редко вспоминаю далекое и трудное. Я автор хроники, всепонимающий за кадром, не я, а просто люди, поэзия, закон, писатель. Основные недостатки у меня сразу крупные — боль, высказано. Только деталь и последующее раздражение: упал и ушиб ногу, нес кружку с чаем и разбил, разлил. Гладь — дрожь. Экспрессия — вдохновение. Ритм — мелодия. Из конца в конец. Родина, народ, аккордеон. Никакой законченности. Уважение и поиск верных черт. Хорошая моя, когда писатель ровно в стиле вступления главная на сегодня здесь рваное.

— Нашел бы женщину умную и жил степенем.

Надо сказать, а изнутри приглядеться, потом быстренько цапнуть и спрятать. За угол — и две бутылки пива. Девушки из школы в модных шубах, других прохожих нет. Среди дождя и снега загорятся разноцветные окна, разбредутся, только небо старое и сырое. Почему я последнее время разлюбил? Вместе с мужиком едет молодой парень тоже пьяный с холодным прищуром глаз и нагловатой улыбкой.

— На какой завтра выезжаешь?

— На спецподачу.

Мой дом, моя крепость, смотрю в окно ночью, прохожу на кухню, думаю в халате и шерстяных носочках. Завтра рабочий день. Сегодня, в 17 часов, в городе было пять.

39.

— Соловьи так не поют, соловьи. Как они и сделали пар. Испытай счастья, если сердце держит.

— Ну, дай…

— Еще чего.

— Если я тебя сейчас не увижу, я умру.

Нет, я не спился. Мы — это небольшая группа людей совершенно разных профессий, нас объединяет только одно: по мере сил. Мы не ставим никаких задач, наша цель — иначе конец. Многие из наших, для нас это не важно, некоторые только начали, однако, мы сохраняем. Мы надеемся создать, кому надоело. Не знаю, до каких пор это будет продолжаться, видимо, полегче пока так. Чем больше случай, тем ярче свет. Тогда как, я полагаю, что это самое реальное и есть. Я не часть, и я для всех. От нечего делать разглядываю свои руки: указательный палец левой руки ободран и болит. Если о нем вспоминать, болеть-то почти уже не болит, но корочки сверху нет. Прошло время, и приятно почесывать, но отрывать еще рано — сама.

— Если бы ты мне разрешил, я б тебе сделала бороду очень красиво.

— Скоро я тебе все разрешу.

— С чем связано?

— С моим уходом.

40.

Подошел к полке, взял батон за тринадцать. Неожиданно он оказался мягким, даже взять было приятно. Пальцам хорошо было немного сжать хрустящую корочку, опустить батон в сумку. Когда пошел к кассе расплачиваться, вспомнил, что мне нужен чай, брикетики чая. Несколько секунд колебался — какой взять сорт? Девушка-кассир, смущенно улыбнувшись и торопясь, что я ее опережу, быстро сказала.

— Самый лучший вот этот, номер триста. Берите его.

— Благодарю за совет, — улыбнулся я в ответ, взял чай и вышел из булочной. Шел по улице, солнце садилось, лучами освещало всех нас. В руках букеты цветов. Стрелка долго копила силы, упруго скакнула на следующую отметку и остановилась. Один глаз у Наташи был зеленый, другой коричневый. Сквозь теплые летние запахи бежал милиционер и свистел в свисток. Один лепесток упал на ладонь и лежал широко и тихо. Хорошие мысли пробивали бреши в плотном тумане тех, маленькие окошки, глубокие и нужные, как колодцы. Следы аварии быстро убрали с шоссе. Большое пятно от вытекшего масла еще несколько дней оставалось на асфальте, потом исчезло и оно.

41.