Птицеед

Конечно же я его простил. И себя, за то, что не стал говорить, что абсолютно солидарен с Бертольдом Лилом и век бы его не видеть.

— Вы ведь понимаете, что мне надо встретиться с вашей сестрой. И прошу вас поспособствовать этому.

— Зачем мне это, риттер? — холодно спросил Томас. — Назовите хоть одну причину, кроме вашего «мне надо». Ваш брат тоже руководствовался «мне надо» и разрушил её жизнь.

— Ах, риттер, — с глубокой печалью сказал я ему. — Вполне допускаю, что сделать из Рейна злодея — лёгкий способ поставить точку в той сложной, многогранной и очень… тут, поверьте, я нисколько не иронизирую… просто очень болезненной для многих истории. Но я знаю Оделию. Она не робкий цветочек на солнечной лужайке Великодомья. За её кукольной внешностью всегда скрывалась сталь, о которую сломал бы зубы даже жеребёнок. И она — Перламутровая колдунья. Думаете, ваша сестра настолько ветрена и наивна, что её мог соблазнить мой брат?

Он неохотно произнёс, набычившись:

— Хотите сказать, что это она его соблазнила?

— Хочу сказать, что они целиком и полностью стоили друг друга. Знали, что выбирали, как и последствия выбора. Ни ваш отец, ни моя бабка не смогли согнуть эти стальные прутья. Даже царапин на них не оставили. Поэтому искать виноватого сейчас бессмысленно. Что касается причин, которые вы просите озвучить, то извольте услышать целых три. Первое — я хотел бы решить всё по-добрососедски, без лишних трений. Которые не пойдут на пользу ни вам, ни мне. Я не вижу проблем, которые Люнгенкрауты и Лилы не могли бы преодолеть в мирной обстановке. Второе, куда более весомое: вы забываете, что Оделия — жена моего родного брата. И, возможно, это вас сейчас удивит, уж простите за иронию, является частью моей семьи. Я таковой её считаю. И даже закон Айурэ подтвердит мои слова, пускай я и не самый близкий родич. Кстати говоря, и ваш тоже. — Я увидел, как его брови поползли вверх. Он и вправду никогда не думал ни о чём подобном. — Третье: если бы мой брат вернулся, а она нет, разве вы бы не желали узнать у него, что с ней стало?

У моего собеседника была такая досадная черта, как совесть, и я совершенно некрасиво наступил на неё всей подошвой ботинка. Не только наступил, а ещё пару раз топнул ногой для верности, так сказать.

Томас взял бокал, стал пить джин маленькими глотками, не прерываясь.

Думал.

А я внёс ещё кое-что для расширения трещины его панциря:

— Могу добавить четвёртую причину, риттер. Я был среди тех, кто нашёл её и вернул вашей семье.

Пустой стакан встал на угол стола. Слова прозвучали веско и осторожно:

— Я не хозяин в доме моего отца и не могу решать, кто будет там принят. Надеюсь, вы понимаете это. Сейчас не лучшее время для вашего визита, и, полагаю, «лучшее время» никогда не наступит. Старики держатся за прошлое, в том числе и за обиды, которые они помнят долго, пусть лично вы к ним и непричастны. Я готов передать ваше послание сестре. Устно.

Он заметил мой скептицизм, добавив неожиданно серьёзно:

— Клянусь, что сделаю. Но дайте слово, что при отрицательном ответе вы не станете беспокоить никого из нас.

Я мог бы ему соврать. Это была небольшая цена, но его джин оказался хорош, а честность подкупала ответить честностью:

— Не могу. Если я не поговорю с вашей сестрой, то буду искать встречи с ней, несмотря на все возможные препоны. Это чрезвычайно важно для меня.

Он сжал челюсти, крайне недовольный услышанным.

— Тогда я не смогу вам помочь, риттер.

— Не надо мне помогать, мой друг, — сказал я ему, подаваясь вперёд. — Помогите своей семье. Передайте сообщение для вашей сестры, убедите поговорить со мной. Я немногое прошу, лишь правду о судьбе моего брата. В конце концов, она может дать ответ письмом. Нет ничего хуже молчания и неопределённости.

— Я говорил с ней. О том, что случилось. Она ничего не помнит о произошедшем в Иле. Плачет, впрочем, что неудивительно для женщины, и просит найти мужа. Боюсь, загадка её прошлого неразрешима даже для неё самой. Хорошо. Передам без условий. Говорите своё послание.

— Я готов встретиться с ней. В любое удобное время, в любом удобном месте, чтобы услышать хоть что-то о том, что произошло. Я готов получить ответ от неё письмом, если встреча в ближайшее время невозможна. Пусть она выберет способ сообщить мне.

Я назвал адрес, и он, всё так же неохотно, кивнул.

— Я подожду четыре дня, риттер Томас.

Прозвучало это не слишком вежливо, но после возвращения из Ила я и так прождал излишне долго. Хозяин ложи нашёл в себе силы встать, провожая меня.

Глава четырнадцатая ОТНЮДЬ НЕ СОЛНЕЧНЫЙ ПАВИЛЬОН

Зрители не спешили на места, в фойе было всё ещё много людей, и я, кивая немногочисленным знакомым, никуда не торопясь, направился к выходу. Здесь делать больше нечего.

Впрочем, уйти не получилось.

Сперва меня остановил профессор с кафедры истории, он читал лекции, когда я был студентом. Представил своего коллегу и ещё одного собеседника, благородного господина из военных. Тот попросил рассудить их спор об опасности мозготряса: его обещали выпустить на арену после следующего антракта.