Птицефабрика на подворье. Осушение стен с помощью электроосмоса...("Сделай сам" №3∙1999)

Существует несколько вариантов появления знаменитых тех котлет. Немецкий же посол в России в журнале «Die Kuche» оставил следующее свидетельство. Однажды русский царь Александр I остановился из-за поломки возка в городишке Осташкове, где для него и был заказан завтрак в трактире Пожарского. В заказ были включены котлеты из телятины. Хозяин был в отчаянии: достать телятины он не смог, а генерал-адъютант никаких резонов слушать не хотел. Тогда по совету жены Дарьи Евдокимовны трактирщик пошел на обман: сделал котлеты из куриного мяса, придав им форму телячьих, запанировал в кусочках хлеба и подал царю. Блюдо понравилось. Царь повелел наградить трактирщика. Совесть кулинара, однако, не была чиста, и, боясь разоблачения, Пожарский повинился в обмане, не приминув свалить вину на жену. Царь наградил и Дарью Евдокимовну, а испросив фамилию хозяина, повелел назвать котлеты Пожарскими и включить их в меню царской кухни.

Счастливый трактирщик заказал себе новую вывеску с гордой надписью: «Пожарский, поставщик двора его Императорского Величества». Дела его пошли в гору, и вскоре он переехал в Торжок, где на бойком месте открыл гостиницу и трактир. Там-то и посещал его поэт.

Дорожный дневник в письме-путеводителе другу Пушкин продолжает дальше: «В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? если же нет,

У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай…

Еще пишет Пушкин Соболевскому о станции Яжельбицы — первой после Валдая. А там, — предупреждает он друга, —

Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь: посинели, —
Влей в уху стакан шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленький кусок.

«Он вовсе не был лакомка, — вспоминал лицейский друг Пушкина Петр Андреевич Вяземский, — он даже, думаю, не ценил и не хорошо постигал тайны поваренного искусства, но на иные вещи был ужасный прожора. Помню, как в дороге съел он почти духом двадцать персиков, купленных в Торжке. Моченым яблокам тоже доставалось от него нередко». Что касается постижения тайны поваренного искусства, то тут, пожалуй, Вяземский несколько не прав. Наблюдательность Пушкина поразительна. Он отлично осознавал, что еда, секреты барской, крестьянской кухни — важнейшая часть общей культуры человечества, отражающей к тому же национальные особенности. А потому, описывая эпоху, важно знать и эту сторону жизни своего народа. И секреты кулинарии Пушкин, как и все вокруг, примечал, но он писал стихи, а не кулинарный справочник. Вот отсюда и краткость отмеченных им блюд, без сомнения, все их он испробовал и запомнил. Бытовые сцены в «Евгении Онегине», например, — это же как раз то, с чем познакомился поэт в доме своих друзей Осиповых-Вульф.

В шумное и разнообразное семейство это нагрянул Пушкин в августе 1824 года и скоро всей душой, как он умел, привязался к обитательницам Тригорского, тем более, что отчий дом был ему не мил из-за отца, опрометчиво согласившегося от имени властей надзирать за собственным сыном. Для Осиповых-Вульф, проводивших большую часть жизни в деревне, всякое появление доброго соседа и свойственника Александра Пушкина в Тригорском и других имениях всегда было светом в окошке. С этими умными, образованными, удивительно добросердечными людьми чувствовал себя поэт легко и непринужденно.

В доме свято соблюдали старинные русские трапезные традиции. И это про них, про их размеренный деревенский уклад строки поэта:

Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели…
…Им квас как воздух был потребен,
И за столом у них гостям
Носили блюды по чинам.

На Рождество в этом доме варили кутью, тушили гуся, к Пасхе пекли куличи, к именинам — торты, бланманже, пироги. В письме к Осиповым-Вульф Пушкин даже как-то подписался «Ваш яблочный пирог». И стоит отметить, что слава о псковских пирогах прокатилась по всей Руси. Случилось это после того, как Императорский Дом разыграл во дворце действо по роману «Евгений Онегин», в котором император играл Онегина, а императрица — Татьяну. В тот день на обеде были поданы яблочные пироги, привезенные специально из Пскова. С чьей-то веселой шутки не только пироги, но и все блюда, поданные в тот день на стол, были названы пушкинскими.