Птицеферма (СИ)

— Сочувствую, — это все, что могу сказать.

— Я боююсь, — и Олуша начинает рыдать навзрыд.

Мы не подруги. Вообще, разве что парой фраз обмолвились за все это время. И я правда всерьез считала девушку немой в первые полгода своего пребывания здесь. Но сейчас мне ее искренне жаль. И помочь не могу. Ничем.

— Что бы… А что бы ты сделала на моем месте? — Олуша вдруг вскидывает на меня опухшие от слез и лихорадочно блестящие в полумраке глаза. — Что бы сделала?

Пингвин не Момот. Он не отличается особой жестокостью. Да и жестокостью в принципе. Если не сопротивляться. Но разве я хотела с ним жить? Разве хочу? Не я ли давлюсь глупыми слезами и бегу мыться каждый раз после того, как он меня касается?

— Я и на своем месте ничего не сделала, — отвечаю.

ГЛАВА 5

Пингвин так и не приходит ночевать, и я в кои-то веки ложусь спать в кровати. Обычно предпочитаю спать на полу — отдельно.

Но сегодня мягкая кровать, по сравнению с половым пластиком, не способствует крепкому сну. Всю ночь верчусь с боку на бок. Меня преследуют сны — странные сны.

Сначала все почти безобидно: мне снится рыжеволосая девушка, мы гуляем с ней по какому-то зеленому городу, смеемся, едим мороженое. Я даже откуда-то знаю ее имя — Джилл. И Джилл — моя подруга, смешная и открытая. Мне хорошо в ее обществе.

Сон легкий и приятный, я почти расслабляюсь, когда ему на смену приходит другой.

Я голая. Но нахожусь не в ванной и не в спальне, и даже не в постели с мужчиной. Я на улице в толпе таких же голых людей.

Шум, гомон голосов. Головы прохожих, повернутые в нашу сторону. Мальчик с огромными голубыми глазами показывает на нас пальцем и тянет мать за руку…

А я не стесняюсь своей наготы. Мне весело, мне легко. И вместо того, чтобы спрятаться или прикрыться, запрыгиваю на крышу припаркованного у обочины флайера и что-то кричу, размахивая руками.

Другие обнаженные люди подбадривают меня снизу. Среди них все та же Джилл, с которой мы ели мороженое в прошлом сне. Но она другая, совсем юная, с острыми выпирающими ключицами и яркими веснушками на носу. Она тоже без одежды — лишь зеленые лоскутки в области сосков и между ног.

Опускаю взгляд на себя и понимаю, что такие же прикрывающие кусочки приклеены и к моему телу, но они настолько невесомы, что совершенно их не чувствую.

А потом кто-то стаскивает меня с крыши транспортного средства. Вижу руку в черной перчатке и пальцы, как гвозди, впивающиеся в мою кожу на запястье и оставляющие красные отметины.

Бег, погоня, прерывистое дыхание. Босые ноги, изрезанные осколками битого стекла.

И следующая картинка: одна из дверей, мимо которых я бегу, открывается, и мое запястье снова обхватывают чужие пальцы. Но они другие, не те, что в перчатках, эти теплые, держат крепко, но не больно; затаскивают внутрь.

Хлопает дверь, и я оказываюсь практически прижата к парню в светлой футболке. Не вижу лица — он слишком близко, и мой взгляд почему-то устремлен ему в шею.

— Придурок, руки убрал! — шиплю и вырываюсь.

Но эта эмоция лишь напоказ. Мне не страшно, и я не злюсь — мне весело и хочется хохотать.