Выдыхаю с облегчением. Друг – моя последняя надежда. Больше мне обратиться не к кому.
– Зоуи сбежал и улетел на Сьеру, – перечисляю полученные мною данные из отчета. – Некоторое время был там. С ним даже удалось связаться, но он наотрез отказался от дальнейшего сотрудничества.
– А экстрадиции нет, – хмыкает Дэвин, едва ли не с гордостью за беглеца.
– Нет. И самого Зоуи нет. Ник лично летал на Сьеру, но не нашел даже следов.
Молчание.
– Валентайн, что ли, безгрешный? – после паузы фыркает собеседник. – Не мог попросту облажаться?
Ладно, сейчас не время спорить.
– Не безгрешный, – соглашаюсь. – И не хакер. Наши программеры ничего не нашли. Если ты говоришь, что твой человек лучше, может быть, у него получится что-то выяснить.
– Лучше, лучше, – уверяет Дэвин. – Ладно, детка, понял тебя. Пошуршим.
– Спасибо.
– Благодарности и поцелуи припаси к моему возвращению с информацией, – весело отмахивается собеседник. – А теперь дай мне допить мой мохито, женщина – обломщица веселья.
Связь прерывается.
Несколько минут сижу, задумчиво глядя в погасший экран, и только потом кладу комм на тумбочку, где ему до утра и место.
Если Дэйв и его люди найдут Зоуи, у нас будет шанс потянуть за ниточку и раскрутить этот клубок до заказчика. Шанс довольно призрачный, но это лучше, чем ничего.
Глава 47
Меня будит сообщение от Ким: «Полковник Маккален ждет тебя в девять. Не опаздывай».
Спросонья перечитываю текст трижды, прежде чем до меня в полной мере доходит его смысл. На часах – семь часов. Добираться до отделения даже неспешным шагом – максимум полчаса. Ким неизвестно, что я живу в квартире Ника, но она знает, что я обитаю где-то поблизости. Так к чему такая спешка?
Да еще это «полковник Маккален». Никто из нас не зовет начальника так. «Старик», «шеф», «полковник» или просто «Маккален», но уж точно не так официально, как написала в своем сообщении его секретарь, так же как и остальные в нашей команде, не склонная к чрезмерному официозу. Значит, дело серьезное. Скорее всего, мозгоправы таки решили, что пришла пора остановить их изыскания на мой счет. Наконец-то.
Собираюсь неторопливо. Вместо завтрака выпиваю огромную кружку крепкого кофе, принимаю душ.
Восстановление в должности – момент важный. Все эти дни я появлялась в отделении исключительно в спортивной удобной одежде, которую можно быстро снять при посещении медиков. Сегодня подобный внешний вид кажется мне неуместным, и я трачу не меньше получаса, копаясь в коробках со своими вещами в поисках формы.
Парадную нахожу почти сразу, но это не то, что мне нужно. Момент важный, однако не торжественный. Это не церемония награждения, а возвращение мне моего же статуса. Поэтому парадные китель и брюки остаются в коробке.
Ткань серой повседневной формы приятно холодит руки. Привычная, несмотря на прошедшее с момента ее последнего ношения время. Почти родная – весомая часть моей жизни.
Одеваюсь, подхожу к зеркалу и… замираю. То, в чем я ходила в отделение до этого, и раньше было свободным и бесформенным. Но форма… Она не просто свободна, а невозможно, до ужаса велика – будто одежда с чужого плеча, причем одолженная у кого-то вдвое крупнее меня.
Я знала, что очень похудела за эти два года. Но чтобы настолько…
Кручусь перед зеркалом, пытаясь рассмотреть себя сзади.
Всегда худенькая Джилл, заглядываясь на мою спортивную фигуру, часто поговаривала, что в сравнении со мной у нее вообще нет задницы. Что ж, теперь у меня ее нет в сравнении с кем угодно. Я превратилась в обтянутый кожей скелет.
От качественных моющих средств волосы постепенно становятся шелковистее и ярче. От полноценного питания и регулярного восьмичасового сна блекнут фиолетовые круги под глазами. Но я все еще остаюсь скелетом, и восстанавливать форму мне придется еще очень долго.
Резкими рваными движениями сдергиваю с себя форму и бросаю под ноги, переступаю. Избавляюсь от нижнего белья и остаюсь перед зеркалом без всего. Стою и смотрю на себя.
Скелет, жертва анорексии – вот как я выгляжу.
Впервые смотрю на себя трезво.
Мое подсознание бунтует. В его восприятии я все еще спортивная и пышущая здоровьем привлекательная молодая женщина.
В моей жизни не было много мужчин, но только потому, что я сама этого не хотела. У меня никогда не было недостатка внимания от противоположного пола. Кавалеры отсеивались, скорее, из-за моего несносного характера, а не из-за изъянов внешности.
А теперь я… такая.
Руки, ноги, голова – все цело. И я понимаю, что, пока бьется сердце, изменить можно все что угодно. Но оказаться в начале пути вновь, спустя столько лет, непривычно и страшно.
Я такая.
Могу стать толстой, могу остаться худой, могу снова посещать спортивный зал семь дней в неделю и добиться потерянной спортивной формы.
Я могу все. Но, чтобы начать двигаться в нужном направлении, мне следует признать, что сейчас – я такая.
Это сложно.
До рези в глазах вглядываюсь в свое отражение. Осознать, принять себя.
Ник принял.