Птицеферма

– Все психотерапевты единогласно резюмировали, что ты неспособна вернуться на службу, – продолжает Маккален. – Я предлагал им отправить тебя в отпуск или на больничный. Но они, как один, настаивают, что подобные повреждения психики необратимы. Эмбер, мне правда жаль. Я сделал все, что мог.

Неужели? Всем известно, что когда Георг Маккален чего-то хочет, то он добивается своего всеми правдами и неправдами.

– Я всегда любил тебя как дочь.

А это уже выше моих сил.

Вскидываю на полковника глаза. Хочется реветь, но они, наоборот, сухие до рези.

– А свою дочь вы бы отправили туда? – спрашиваю. – Предположили бы, что вашей дочери будет проще добывать информацию, используя свое тело? – Мой голос напоминает шипение.

У начальника каменное выражение лица.

– Моя дочь не карьеристка, готовая из кожи вон лезть, чтобы выслужиться, – отрезает. Отрезает… все. – Ты хотела показать, как ты крута, и я тебе позволил. Дал тебе шанс и чуть было сам не лишился должности, – продолжает теперь обвинительно. – Я поверил тебе, несмотря на то что Валентайн меня предупреждал, а ты не справилась.

Разлепляю пересохшие губы.

– Валентайн – единственный, кому было не все равно.

– А ему и сейчас не все равно! – рявкает Старик. – Ты будто рождена, чтобы испортить ему жизнь и карьеру.

Это удар под дых. Умелый – точно в цель, по самому больному.

Дыхание перехватывает.

– Ты знаешь, что я прочил его на свое место, когда уйду на пенсию?

Качаю головой: не знала. Впрочем, можно было бы догадаться – Старик слишком многое спускал Нику.

– Думаю, он станет вам достойной заменой, – отвечаю сдержанно. Пусть расценивает как хочет.

– Стал бы, – бросает Маккален и отворачивается, будто ему и смотреть на меня тошно. А до меня только сейчас доходит, что «любил как дочь» сказано в прошедшем времени. Когда-то любил. – Можешь пролистать вниз. Там еще один приказ.

Послушно делаю то, что велено. Тут и правда есть еще один документ. Только это не приказ – это рапорт. «Прошу принять отставку по собственному желанию и прекратить досрочно…»

Сглатываю образовавшийся в горле тугой ком.

Как такое возможно? Жизнь, выстроенная за долгие годы, рушится в один миг, увлекая за собой все, что только может зацепить, как снежный ком.

Возвращаю планшет на стол, чтобы ненароком не разбить, – руки трясутся.

– Из-за того, что его напарником стал бы Даг? – спрашиваю.

Странно. Не верю. Возможно, повод, но не причина.

– Из-за того, что я назвал тебя самым провальным проектом в моей карьере, – отвечает Старик. Жестко. Прямо. Без сожалений.

– То есть Ник знал о моем увольнении еще вчера? – не верю, не могу поверить. Он бы мне сказал.

Маккален морщится, будто съел что-то кислое.

– Я сам узнал официальное решение докторов только утром. Но к этому шло.

Благодарно киваю.

– Спасибо. Я поняла.

Спасибо за правду и за то, что не попытался очернить напарника в моих глазах.

Моего напарника.

Навсегда.

– Документы у Ким забери, – говорит на прощанье Старик. Человек, которого я по-настоящему любила как отца и искренне завидовала его настоящей дочери. – И помни, ты подписала документ о неразглашении.

Чуть смежаю веки, чтобы скрыть истинные эмоции.

– Спасибо, – благодарю повторно. – Я помню.

Прекрасно помню, что ничего не подписывала.

* * *

Первым делом мне хочется позвонить Нику, но сдерживаю свой порыв. Еще не время.

В небольшом кафе, где я заказываю большую кружку крепкого кофе и сажусь за столик в углу, по-утреннему пусто.

Злорадно думаю, что никто не попросил меня вернуть взятый из вещдоков коммуникатор, и выхожу по нему в сеть. Ищу новостные издания: журналы и газеты. Читаю, о чем пишут, к чему призывают, кто автор статей.

Большая часть прочитанного ожидаема: бред и погоня за сенсацией, даже если от такой сенсации за километр веет фальшью. Но есть и интересные экземпляры.

Выдыхаю, окончательно решаясь, и, выбрав свою «жертву», набираю номер, найденный в сети.

Оставшись на службе, я могла бы подать официальную жалобу в Альянс. И она потонула бы в бесконечном водовороте бюрократии.

Поэтому, возможно, все к лучшему.

* * *

Лариса Коул прилетает в кафе, едва я успеваю озвучить ей свою проблему.

Маленькая, с черными короткими кудряшками и живыми блестящими карими глазами, она нравится мне с первого взгляда. Энтузиастка, но с мировоззрением, сходным с моим. Все ее статьи и телеэфиры, с которыми я сегодня познакомилась, пропитаны духом жажды справедливости и искреннего стремления изменить мир. Журнал, главным редактором которого является Лариса, издается по всему Новому Риму и имеет не меньшую популярность на Лондоре, Альфа Крите, Гиамме и других планетах. А телепередача, которую ведет эта женщина, транслируется по всему миру.

Альянсу непросто будет заглушить общественный резонанс, который вскоре поднимется.

Когда заканчиваю краткий пересказ событий, Лариса разве что не подпрыгивает от нетерпения. Под конец моей речи она уже даже не делает никаких заметок в своем планшете. Только качает головой и негодующе хмурит брови.

Потом начинает активно звонить своим коллегам, организуя прямой эфир.