Птицы дождя

– Вот почему у вас нет ни одной фотографии вашей жены, кроме ее рук?

– Нет, это никак не связано с Кеико. Моя жена никогда не любила фотографироваться. В юности она попала в аварию, и у нее на лице остался шрам. Совсем крошечный, над левым глазом, но она ужасно стесняется его. – Он опустил голову. – Простите меня за болтовню – вероятно, это не то, что вы хотели услышать.

– Вы говорите так, словно любите вашу жену, – заметил я.

Он кивнул.

– Я действительно люблю ее.

– Вы пытаетесь убедить меня, что любили сразу двух женщин?

Господин Накадзима помолчал, старательно подбирая слова.

– Если бы вы спросили меня об этом раньше, до того, как я встретился с Кеико, я бы сказал, что это невозможно. Даже теперь мне хочется думать, что чувства, которые я испытывал к Кеико, отличались от моих чувств к жене. Мне было бы проще списать то, что у меня было с вашей сестрой, на временное помрачение рассудка либо признаться, что мой брак был ошибкой. Но я не могу сказать ни то ни другое. Я любил Кеико и люблю до сих пор, да и всегда буду любить. И люблю свою жену. Вы понимаете это, господин Ишида?

– Мое мнение не имеет значения, – ответил я.

– Поначалу я думал, что справлюсь с такой ситуацией и никому не причиню боль, – вздохнул он. – Но теперь, когда я думаю над этим, мне ясно, что Кеико ужасно страдала и обижалась, хоть ничего не говорила.

Он посмотрел на меня, словно ожидая ответа, но я продолжал молчать, не сводя с него глаз.

– Рано или поздно моя жена узнала об этом, – продолжал он. – Для нее это стало страшным ударом. Она всегда была эмоционально хрупкой. Пожалуйста, поймите, ведь она тоже жертва, и виноват во всем только я один. То, что совершила моя жена или, по крайней мере, я предполагаю, что она совершила это, непростительно, но она не чудовище. Она…

– Пожалуйста, перестаньте оправдываться, – перебил я, не желая больше слушать его лепет. – Моя сестра убита, и это делает вашу жену убийцей. В этом вся правда.

Мои слова заставили его замолчать. Не поднимая головы, он барабанил пальцами по краю стола. А я думал о его дочери и ее непредсказуемом поведении – прогулах, воровстве, ночных прогулках. Замечал ли он, что она переживает из-за исчезновения матери? Понимал ли, какой вред он ей нанес?

– Кроме того, что вы уже рассказали, есть что-нибудь еще, что мне нужно знать? – спросил я.

– Господин Ишида, если вы собираетесь сообщить об этом в полицию, боюсь, что ее все равно не найдут. Я говорил некоторым людям, что моя жена вернулась к родителям, но на самом деле она сирота.

– В мои намерения это совершенно не входит, – ответил я. – Если даже полиции удастся разыскать вашу жену и она окажется в тюрьме, это не вернет мне сестру.

А огласка этой любовной связи и беременности, которую Кеико так мучительно скрывала, станет оскорблением ее памяти.

Господин Накадзима по-прежнему не поднимал головы.

– Вы можете добавить что-нибудь еще? – спросил я, вставая.

Он посмотрел на меня.

– Все это время я хотел рассказать вам об этом. С первого раза, когда вы пришли в мой дом… Нет, даже еще раньше. Когда я впервые увидел вас на похоронах Кеико, я хотел подойти и рассказать всю правду. Но вы сидели возле ее гроба с пустым взором, и, зная, как много она для вас значила, я просто не мог…

– Хватит! – закричал я. – Не смейте рассуждать о моих отношениях с сестрой. – Я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Вы ничего не знаете о нас.

Он снова опустил голову.

Наступила долгая пауза. Потом я сообщил ему, что ухожу.

– Подождите минутку. – Он тоже встал. – Можно мне извиниться перед вами от лица моей жены?

– Нет. Вы можете извиниться только от своего лица.

Он опустился на колени и отвесил поклон.

– Простите меня. Простите за то, что я сделал, за то, что случилось с Кеико, и за то, что я причинил вашей семье такое горе.

Я стиснул зубы. Я не мог простить этого человека. Даже если он искренне сознавал свою вину, какой теперь прок от этого? Мертвые останутся мертвыми. Больше всего он жалел самого себя и надеялся найти покой. От меня он не дождется прощения.

– Вы не к тому обратились, – заявил я. – Надо было просить прощения у женщин, которых вы обидели, а не у меня. Но если верно то, что вы сказали, то пропали они обе.

Господин Накадзима ничего не ответил и продолжал понуро стоять на коленях. Я вышел из дома, не притронувшись к кофе.

Честно говоря, я ненавидел этого типа. Мне хотелось избить его до полусмерти. Но это лишь опозорит память сестры, а ему покажется искуплением. Я не хотел, чтобы он думал, что может так легко заплатить за свои ошибки. Пусть лучше он захлебывается и тонет в своей вине.