Птицы летают без компаса. В небе дорог много(Повести)

С веселой и бойкой силой расплескалось по тайге малиновое солнце. Лучи его яркими кружочками пробивались между деревьев, дробились и множились, играя на стеклах машины. Мы подъезжали к гарнизону. Лес стал редеть, разбегаться врассыпную. Слева у дороги росли редкие тополя, кипевшие густою листвой. В промежутках просматривалось широкое летное поле, усеянное красными цветами, словно веснушками. На обочине, у взлетной полосы, шумел, маялся работяга трактор — аэродромщики приводили свое хозяйство в порядок. На другом конце поля стояла плечистая, со стеклянной блестящей головой вышка КДП — командно-диспетчерского пункта. За перелеском на взгорке беспокойно распахивали небесную синеву антенны локаторов. Крутились они без передыху, как наша Земля-матушка. Все такое родное и близкое! Ведь тут и была суть всей моей жизни, в этой мощной, необъятной шири. Вот он мой дом без стен и потолка! Небо, по-видимому, тем и заманчиво, что в нем нет ни конца ни края!

Да, я уже успел порядком соскучиться по тому ровному и устойчивому ритму, который в моей душе и мыслях определялся словами «военный аэродром».

У ворот машина остановилась. Солдат с медным от солнца лицом поправил на голове фуражку с голубым околышем и, сощурившись, посмотрел в кабину. Потом, четко козырнув, поднял полосатую жердь.

Мы въехали в городок. По сторонам навстречу побежали белые домики. Городок как городок: тихий, спокойный. До поры до времени только. Все они такие тихие и спокойные, пока спят. «Газик» остановился возле щедро напудренного известкой здания.

— Гостиница, товарищ майор!

Я решил переждать здесь до начала рабочего дня. А куда пойдешь? На квартиру к Потанину? Неудобно, Вдруг не признает. А если и признает? Не в гости ведь приехал. Лучше, конечно, начать с установленной формы.

Меня разместили на третьем этаже, в большой комнате с двумя широкими кроватями, разделенными массивным дубовым шифоньером и круглым столом, покрытым красной бархатной скатертью, на его середине возвышался графин с надетым на горлышко граненым стаканом. В два обширных окна щедро вливался солнечный свет и, гуляя по комнате, отражался в зеркале, стоящем на тумбочке, в никелированных трубочках кроватей. Надо было, как говорят техники, навести марафет: умыться, побриться, погладиться. Все-таки в часть прибыл инспектор! Но это, так сказать, сторона формальная, а у меня была и другая…

Открыл портфель. Сверху лежал большой целлофановый пакет. Это Аля положила-таки свои бутербродики. Вообще-то к месту пришлись — проголодался, под ложечкой засосало. Может, к ощущению голода еще и примешивалось какое-то сомнительное и неопределенное чувство от предстоящей встречи? Я водил по лицу жужжащей электрической бритвой, глядел на свое отражение в зеркале и жевал хлеб с колбасой. Какими вкусными были бутерброды! «Предусмотрительная у меня жена. Умница!» — подумал я, и рука моя остановилась. В душе что-то повернулось, поворочалось, вроде бы пытаясь снова прилечь, только поудобнее. Я вспомнил Потанина, но тут же отогнал назойливые мысли.

Побрился, умылся, отгладил воротничок у рубашки. Из репродуктора, висящего на стене, послышался бой Кремлевских курантов. Эхо гулко и торжественно прогремело в пустой комнате. Открыл окно. Свежий таежный дух защекотал ноздри.

Я надел фуражку и вышел на улицу. По привычке глянул вверх: небо было чистое, с легкими текучими облаками, солнце уже работало вовсю. У здания штаба с кумачовым лозунгом толпились люди: летчики, техники. Над ними кудрявились сизые дымки: перекур перед построением. Постучав в дверь с табличкой «Командир части», я вспотевшей ладонью обхватил никелированную скобу.

Потанин, широко расставив локти, сидел за столом, склонившись над бумагами.

— Майор Стрельников! — представился я и провел скользкими горячими ладонями по брюкам.

Командир сомкнул кисти рук в узел, еще ниже опустил голову и сказал:

— Ей-богу, боюсь ошибиться! Ты, Сергей?

— Ну, конечно! Кто же еще?

Потанин откинулся на спинку кресла. Встал. Качнулся. И пошел на меня по-медвежьи. И я на него также. Наши физиономии были глупы от радости. Вмиг сгинуло то напряжение, которое ворочалось и копилось в душе с самого утра. Приятно встретиться с однокашником, не видевшись столько лет! Даже неважно, в каких отношениях был ты с ним в училище. Существенно то, что с ним вместе учился летать, в одном ателье шил первую офицерскую форму. Все остальное забывается, исчезает, как инверсионный след от самолета. Но это я понял только сейчас, именно сейчас, глядя на сияющее лицо Потанина.