Птицы летают без компаса. В небе дорог много(Повести)

…Внизу под треугольным крылом медленно проплывали сопки, тупые и островерхие, как комочки колотого сахара. А вот зубчатому хребту не хватило места на суше — он своими острыми рогами воткнулся в океан. Здесь наша зона техники пилотирования. Я ее сразу узнал по «портрету» на нарте крупного масштаба, которая висит в штурманском классе. На «рогах» у нее — лампочка. Если верно поставишь обозначение и ткнешь указкой с проволокой, появится красный свет на «рогах». А если не загорится свет? Тогда бы я в зоне не появился — сидел бы в классе и изучал район полетов по этой «немой карте». А сейчас у меня внизу — живая карта. На «рогах» — настоящий маяк, вокруг него раскинулись белые домики поселка. Видать, в поселок и торопится кораблик, а Великий океан, забавляясь, перекладывает его с ладони на ладонь: «Ты меня раскачай…»

— Приступайте к заданию! — качнул ручкой управления комэск.

На приборной доске, точно рыбка, хлопает своим ротиком кислородный индикатор. Дышится легко, хотя лицо туго стянуто кислородной маской. Вокруг — простор необозримый, глаз не хватает. А нас двое. Небо у нас на двоих. Осматриваюсь, как учил инструктор в училище, — вкруговую. Никого! Птицам сюда не добраться, они еще не додумались с собой кислород брать. Выполняю переворот через крыло, петлю Нестерова. Не тороплюсь, все делаю с чувством, с толком, с расстановкой. А зачем спешить? Спешка здесь не нужна. Сделать все «по слогам», зато верно. Фронта пока нет. Надо учиться. Сейчас важно показать Малинкину, на что ты способен, чтобы он в тебе уверился.

— Нормально, — слышу голос подполковника. — А ну, дайте я.

Это «дайте» не означало совсем бросить управление. Просто надо иметь в виду, что пилотирует другой, а ты должен за него мягко держаться и повторять движения, перенимать их.

Истребитель застыл на мгновение. Рукоятка сектора газа пошла вперед на всю защелку. Самолет, вроде бы опомнившись, метнулся к линии горизонта, но в момент оказался выше ее и уже перевернутым на спину. Перед глазами замелькала земля, как на экране вконец разлаженного телевизора. Стрелка высотомера циркулем прочертила окружность — тысячи метров как не было! Целый километр самолет летел камнем. Вот когда закон всемирного тяготения особенно становится понятным!

— Теперь держись, рыжий! — раздалось в наушниках шлемофона. — Сейчас будем машину переламывать!

Малинкин потянул самолет из пикирования. У меня на плечи навалилась тяжесть, все сильней и сильнее вдавливая в сиденье. Перед глазами поползли разноцветные круги, но тут же, потеряв окраску, слились в один темный и зловещий круг. Кровь уходила из головы в пятки — оставалась беспомощность и пустота. Это бывает у пилотов, когда они сидят без дела.

Истребитель пошел вверх. Впереди просветлело. Вначале вырисовалась мутная линия горизонта, а потом на меня доверчиво глянули из кабины круглые чашечки приборов. На душе стало светло и ровно!

И так фигура за фигурой. Вылепливал их Малинкин, как хороший скульптор. Ничего лишнего: ни убавить, ни прибавить.

— Теперь повторите! — твердо крикнул комэск.

Я сжал управление и, подражая Малинкину, перевернул машину вверх «брюхом».

— Так ее! — поддержал командир. — Смелее кладите на лопатки!

Тяну ручку управления до позеленения в глазах. Реальность становится зыбкой. И у Малинкина наверняка разноцветные круги. И хорошо. Мне очень хочется ему понравиться. Когда вывел самолет в горизонт, комэск сказал:

— Прекрасно! Пошли на посадку!

Значит, не зря тянул. Заваливаю истребитель на ребро и веду его наискосок дымчатому горизонту.

Перед самым выравниванием самолета подполковник вмешался в управление. Ручка сама заходила в кабине, заставила «мягко» держаться.

— Вот так, — сказал он.

Управление снова заходило свободно. Мелькнул обрез полосы. Исчез, провалился, отбежал горизонт, а потом бетонка упала нам под ноги.

Я зарулил истребитель на заправочную линию. Резко щелкнул замок фонаря. Дернув за красный шарик привязных ремней, я пулей выскочил из кабины.

— Разрешите получить замечания? — приложив руку к шлемофону, обратился я к командиру. Ладонь у виска вибрирует — остаточное давление перегрузки.

У глаз Малинкина образовались косые морщинки.

— Летаете вы как бог, — сказал он, — а садитесь — не дай бог! Земля рядом, а вы ждете чего-то. Самолет из угла планирования надо пораньше выводить. Побольше на тренажере занимайтесь. И дело пойдет, обязательно пойдет.

Так мне Малинкин тогда понравился!

Через два дня, после контрольных полетов, он выпустил меня самостоятельно. Вылетел я как бог, может, и лучше. Командир поставил мне отличную оценку.

После этого Малинкин понравился мне еще больше.

10

Лейтенанта Семена Ожигова, техника моего самолета, принимали в партию. Первым выступил инженер полка подполковник Вепренцев.

— Лейтенант Ожигов не имеет замечаний по службе. Истребитель, который обслуживает, всегда находится в образцовом состоянии, — сказал он. — Я рекомендую принять его в ряды нашей партии.

За ним поднялся техник звена. Он подтвердил мнение инженера. Хотя еще и добавил, что Ожигов дисциплинирован, исполнителен.