Но снегопад продлился еще несколько дней, и высота снежного покрова поднялась уже до метра. Вечером мы упаковали рюкзаки, укрыли инструменты под полом и приготовились во что бы то ни стало выйти утром.
Рассвет оказался серым и хмурым, но снег идти перестал. Мы вышли из церкви и сразу провалились в глубокие снежные заносы. Снежный покров разрезали глубокие борозды от ног ланей и косуль, которые тоже уходили вниз, в теплые долины. Спуск к реке оказался трудным, потому что приходилось проваливаться по пояс в снежные ямы. На снегу попадались большие следы от медвежьих лап, их пересекали цепочки волчьих следов. Местами снег и кусты были покрыты брызгами крови — в глубоком снегу серны и косули стали для волков легкой добычей. На одной поляне мы увидели вытоптанный снег. Следы указывали на то, что здесь происходила схватка медведя с небольшой стаей волков.
Озираясь по сторонам, то и дело сбиваясь с едва заметной тропы, занесенной снегом, мы медленно пробирались по сугробам к водопаду. Перед водопадом наши силы были на исходе, но надежда на то, что снега внизу будет меньше, придавала нам бодрости. Чем ближе мы были к скиту, тем больше нами овладевало разочарование. Снег лег всюду сплошным глубоким покровом, забрав у нас последние силы на подходе к Решевей. Сам скит выглядел сказочной избушкой, занесенной сугробами. И все же там было тепло, печь грела на славу, и нас встретили радостные, улыбающиеся лица начальника скита и братии.
В середине декабря в непогоду к нам добрался промокший до нитки курносый паренек с синяками и ссадинами на лице, оказавшийся послушником с Соловков. Обогревшись, он поведал нам свои злоключения. На Соловках ему очень нравилось, но смущало обилие туристов, наезжающих на остров летом, а также разочаровала жизнь бок о бок с мирскими семьями, которые имели жительство в монастыре, и вдобавок присутствие шумной дискотеки. От одного паломника послушник услышал, что на Кавказе есть монахи-отшельники, и устремился в путь. В сухумской церкви кто-то рассказал ему о Псху, и он пешком отправился в горы, разузнав дорогу.
Поднимаясь по тропе вдоль Бзыби, к ночи путешественник добрел до пастушьего балагана, привлеченный запахом дыма. В балагане послушник встретил не пастухов, а бандитов, которые сразу налили ему полный стакан чачи, виноградного самогона. Паренек начал отказываться, ссылаясь на то, что он почти монах и пить ему не позволяет устав. Но, увидев на лицах бандитов озлобление по поводу отказа, он, крепясь духом, решил выпить этот стакан. Ему предложили другой, потом третий. Приметив, что гость уже не владеет собой, злодеи начали издеваться над ним:
— Какой же ты монах, если ты напился? Становись к стенке, теперь мы тебя расстреливать будем!
Они поставили перепуганного мальчишку к стене и стали палить в него из ружей, вколачивая пули в бревна рядом с его головой. Затем принялись избивать послушника прикладами, разбив ему лицо и переносицу. Тут парень пришел в себя и кинулся в ночь, в темноту, не разбирая пути и не обращая внимания на колючки. Он помнит, что куда-то упал, ударился и потерял сознание. Когда рассвело, послушник пришел в себя в каком-то овраге, отыскал тропу и добрался до Псху, где узнал, что на хуторе Решевей живут монахи. Отец Пимен с жалостью посмотрел на перебитый нос паренька:
— Ну ладно, оставайся, живи с нами! — послушник явно ему приглянулся.
Новоприбывший оказался неплохим певчим, и скитоначаль-ник поставил его регентом на клирос. В пении, чтении и молитвах день за днем на канву нашей жизни нанизывались серебряным бисером зимние предрождественские будни. Снегопады стали постоянным, фантастически красивым зрелищем, отрезающим наш скит от всего мира и приближающим наши сердца к миру душевной красоты и покоя.
Снег густо и звучно падал такими большими хлопьями, что даже в доме был слышен снегопад, словно ребенок хлопал в ладошки. За окнами росли белые пушистые сугробы. В стеклах разливалась густая синева зимнего вечера. В доме горели свечи и плавал аромат ладана. Несмотря на скудную обстановку, в скиту было очень уютно и трогательно. Неизгладимое впечатление оставляла каждая служба, после которой хотелось снова молиться. Все кто мог взялись за четки, которые поначалу носили на шее как украшение. А теперь эти четки словно сроднились с нами, как бы соединившись не только с рукой, но и с сердцем каждого из нас.
В один из декабрьских дней, когда погода установилась, отец Пимен вспомнил, что под снегом остались напиленные им дрова, которые снегопад помешал перенести под навес в дровяной склад. Вооружившись лопатами, погружаясь по колено в снег, мы все отправились искать заваленные снегом поленья. Вырыли один шурф глубиной по грудь, но дров там не оказалось.
— Копаем рядом, — не унывал архимандрит. — Я где-то здесь пилил дерево!