Птицы небесные. 1-2 части

Ум, разрывая узы суеты, еще на земле ощущает святое веяние Небес. И, как некий сладостный намек на небесное блаженство, нисходят в наши сердца православные праздники, когда мы встречаем их в тихости душевной. Пришло первое в жизни несуетное, благодатное Рождество… С души, словно слой за слоем, отваливались заботы и безчисленные попечения, от отсутствия которых на душе было непривычно тихо и светло.

В Лавре я любил наши монашеские всенощные в дни больших праздников. Но если для паломников они становились торжеством, заполненным многоголосым пением, многолюдством и великолепными богослужениями со множеством празднично облаченных священников, то для нас, рядовых монахов, эти праздники являлись днями самого большого напряжения. В подготовке праздничных служб участвовали все, кроме престарелых монахов. Начиналась спешная уборка храмов, чистка подсвечников, паникадил, ковров и лихорадочное завершение строек на огромной территории монастыря. В притворах храмов выстраивались безконечные очереди за свечами, просфорами, святой водой. Духовникам доставались нескончаемые исповеди, а у проходной скапливались толпы приехавших родственников и гостей. От всего этого мы, бывало, добирались до кельи, еле волоча ноги.

Здесь же, в горном скиту, было непривычно тихо, спокойно и несуетно. Поэтому душа словно светлела и незаметно очищалась от толчеи помыслов, усталости сердца и ума, от мелькания множества лиц и от безконечных разговоров. В сердце постепенно стало возникать удивительное умирение помыслов и успокоение ума, отчего весь мир вокруг изменился как по волшебству. Каждая летящая снежинка виделась как совершенство Божественного творения, каждый морозный узор в оконном стекле вызывал в душе тихую радость. Зимние закаты очаровывали сердце неиссякаемой в своем разнообразии красотой, каждая молитвенная ночь становилась безконечным благодатным праздником, не возбуждающим душу земным восторгом, а дарующим ей незнакомый ранее душевный мир и успокоение.

Часто на службе из-за этой, пусть небольшой и недолговечной, благодатной успокоенности души всякий стих псалма или канона хотелось читать и перечитывать снова и снова. Поскольку это было невозможно, то после службы, сидя на чердаке, я брал Евангелие или Псалтирь и, прочитав только один стих, подолгу оставался напоенным тихим и кротким светом его благодатного смысла. То же самое, только в разной степени, происходило и с моими друзьями. Мир, покой и красота Рождества удивительным образом гармонично совпали с внешне неприметным, но глубоко внутренним душевным изменением — настоящим рождением наших душ, которые обнаружили себя пребывающими в Боге. Это происходило незаметно для нас самих, но проявлялось заметными изменениями в наших отношениях.

Не помню, чтобы с родственниками у меня были такие открытые и теплые взаимоотношения, какие сложились в нашем небольшом дружеском кругу, включая скитоначальника, который как-то удивительно доброжелательно, словно это произошло само собой, оставил командный тон и снова стал близким и родным человеком. В наших душах возникло ощущение родства не по крови, как в миру, а по невыразимой духовной сути — родства еще слабого и не вполне определившегося, но это было истинное родство душ во Христе. То, что я прежде, еще живя в миру, ощущал как искреннюю дружбу, честную и правдивую, теперь эта дружба, как бы наполненная Христовой благодатью, сблизила нас до родственных отношений в духе Евангелия. Мы все сплотились вокруг Христа, и незаметно Господь стал нашим духовным центром. Он как бы соединил нас благодатью, словно незримыми узами.

Подобные изменения в людях я заметил еще в монастыре, когда все, кто приходил к батюшке на исповедь и на совместное монашеское правило, образовывали как бы некий круг людей, единых по духу. Единых не по характеру, конечно, а именно по духу. Иногда, стоя в числе других монахов, собравшихся в очереди на исповедь к старцу, я, неприметно для окружающих, любовался их лицами. У всех имелась какая-то особенность и какая-то отличительная черта: близость к старцу и искренняя любовь к нему делали этих людей удивительно красивыми духовно. Даже издали можно было сразу увидеть духовное чадо отца Кирилла.

В скиту батюшки не было рядом с нами, но в любых ситуациях каждый из нас ссылался на услышанное от него наставление, что не разрушало наш союз, а только обогащало и сближало нас всех. Когда в душах возникает такая духовная родственная связь, общение близких людей перестает быть тягостным и вынужденным. Можно свободно говорить, и это общение не переходит в раздражение или празднословие. И такое сближение наших сердец происходило в преддверии Рождества, и именно это первое Рождество в скиту дало первый опыт нового и пока еще не вполне окрепшего начала иной жизни — не в суете, не в беготне, а в тихом взаимном согласии и единодушии, наполненных Христом и скрепленных Его благодатью и причащениями на литургии.