Монах Антоний отошел в сторону и растворился в темноте храма. Мы углубились в молитву. После литургии на общих переговорах в канцелярии между членами Собора отец Филипп уговорил их предоставить нам пустующую келью с храмом преподобного Афанасия Афонского на Керасьях, что по тем временам было неслыханно. Нам было предложено осмотреть ее, а потом сказать свое решение. Из старых монахов мне понравился духовник отец Василий с лицом доброго русского крестьянина. Грубоватый на вид, он в действительности был любвеобилен и заботлив, а его мудрые суждения всегда попадали в точку, что свидетельствовало о его большом жизненном опыте. Его приветливое и полное любви отношение к незнакомым русским монахам трогало душу. Но и остальные старцы привлекали наше внимание. Тактичные, сдержанные и умудренные жизнью седобородые монахи невольно внушали уважение. Пока же, после ангелоподобного игумена, мы сблизились с еще одним духовником, отцом Евстафием. На собраниях Духовного Собора его рассудительный голос всегда перевешивал. Советы этого умудренного монаха всегда помогали нам найти правильное решение. Поэтому за советом я тогда предпочитал обращаться к этому спокойному и рассудительному человеку, который взвешивал каждое слово. Он покорил меня своим даром рассуждения.
Вообще, нужно отметить, что греки в общении выказывали большой духовный и житейский опыт, но когда я сравнивал с ними моего любимого батюшку, отца Кирилла, то все более убеждался — будь он на Афоне я вновь и вновь выбрал бы только его. Так подсказывало сердце…
Перед уходом из Лавры нас окликнул монах Антоний.
— Знаете, отцы, вы меня удивили!
— А в чем дело, отче? — спросил иеромонах.
— На литургии, когда светло стало, старцы вас издали рассматривали. И вот что сказали: «У русских иеромонахов молитва есть! Особенно — у этого!» Отец Антоний указал пальцем на моего друга. Тот опустил задумчиво голову.
Время не ждало и мы поспешили исполнить данное нам на Соборе благословение: осмотреть келью преподобного Афанасия Афонского. По дороге к ней мой друг горестно вздохнул:
— Вот это и есть скорбь, когда внешний вид далек от внутреннего состояния…
Осенний ветер мел листву под ноги, выжимая из глаз слезы своей пронзительной сыростью. Мы торопились в нашу первую уже не каливу, а настоящую келью со старинным храмом. Сердце замирало от волнения — какой-то она будет?
Истина никогда не вооружается и ничем себя не защищает. Против кого ей вооружаться, если помимо нее ничто иное не имеет самостоятельного существования? От кого ей защищаться, если сильнее истины нет ничего? Плоть истаивает, как снег в пламени костра, вооружаясь на нее. Помышления рассеиваются, как туман при восходящем солнце, приближаясь к ней. Ум трепещет, зря ее незапятнанную чистоту, сам будучи мертвецом, источенным червями греховных пожеланий. Но когда плоть устремляется под защиту несокрушимой истины, она сама становится несокрушимой. Когда ум возжелает найти исцеление от лихорадки помыслов, он находит в истине свое истинное успокоение и полное преображение. И лишь одно сердце никогда не отходит от самосущей истины, всецело пребывая в ней, будучи с истиной одним целым.
Христе, Свете высочайшей истины, утверди сердце мое навеки в необъятности Твоей святой истины, в которой просвещение его и жизнь вечная, которая есть Божественная любовь.
АФОНСКИЕ БРАНИ
Что есть познание истины Твоей, Боже? Возвышение духа человеческого до познания Бога, в Троице Единого; соединение сердца человеческого с благостью Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденного, вплоть до всецелого уподобления Ему в любви, мудрости и блаженстве; совершенное вселение души в Царство света, иже от Отца исходящего, в Царство бесконечной жизни, через священное безмолвие и созерцание. Познав истину Твою, Господи Иисусе, дай нам и жить ею, являя ее богоугодными молитвами, чувствованиями и делами. Что же есть тогда отсутствие познания Бога? Смерть вечная духа человеческого. Что же представляет собой отвержение Христа? Смерть душевная в ненависти, в невежестве и отчаянии. Что же есть восстание на Духа Святого? Истязание сердца адскими помышлениями и терзаниями. Поистине, познание истины есть рождение духа в жизни нескончаемой, исполненной Христова благоухания, а отказ от истины — тлетворный и убийственный запах окончательного нетления неродившегося духа человеческого. Дай же нам всем, Христе, войти в познание истины Твоей, чтобы безвременно царствовать с Тобою.