— Но как же мои родители въедут в дом с тараканами? Наши вещи уже на товарной станции стоят, — воспротивилась она.
Вечерняя метель завывала за окном, наметая большие сугробы. У дома собрались провожающие — работники издательства во главе с отцом Анастасией, чада отца Пимена из Москвы, сотрудники фирмы, которые тоже пришли проводить нас. Фонарь на столбе, скрипя, раскачивался под порывами ветра, отчего казалось, что вся зимняя декорация качается и летит куда-то вместе со всеми нами. В нетопленом доме стоял страшный холод. Новая владелица дома, завернувшись в шубу и обвязавшись по глаза теплым платком, сидела в зале на единственном табурете. Провожающие носили чемоданы и отцовские узлы в машины, которых на улице собралась целая кавалькада. Я заметил, что лицо у отца воспаленное и болезненно красное. Он ходил, пошатываясь.
— Папа, да ты страшно болен! — ужаснулся я.
— А? Что? Что такое? — озирался мой старик, плохо соображая, что творится вокруг него.
— Господи, вот беда, и еще на дорогу! Что мы с тобой делать будем, папа? Ты хотя бы понимаешь, что происходит? — тормошил я отца.
Из толпы суетящихся людей ко мне подбежал молодой послушник невысокого роста, с добрым лицом и маленькой черной бородкой:
— Александр, — представился он. — Батюшка, берем Федора Алексеевича под руки и ведем в машину! Там хоть теплее будет…
Я недоуменно посмотрел на него. Он понял мой молчаливый вопрос.
— Отец игумен взял билет и для меня, чтобы я помогал вам в пути. Нас ожидают в Адлере, я все устрою, — бойко рассказал он.
— Спасибо тебе, Саша! Ты вовремя появился. Тут, сам видишь, что творится!
На прощание руководитель фирмы долго тряс мою руку:
— Честное слово, очень рад был познакомиться с вами, батюшка! И жалко расставаться…
— Мне тоже очень жаль… — Я как мог ответил на его крепкое рукопожатие. Инженер, осмелившись, решил сказать мне самое приятное, что смог придумать:
— Я даже в Лавру теперь ходить буду на все службы, вот увидите! — пообещал он с воодушевлением.
— Вот этому буду очень рад, помоги вам Бог!
Мы обнялись на прощание. Последовали дружеские объятия с провожающими. Метель сыпала на нас искристые звезды, пороша глаза снежной пылью. Под жалобный скрип качающегося фонаря мы расселись по машинам. Отец Анастасий в микроавтобусе и еще две «Волги» с вещами поехали с нами на Курский вокзал. Отец сидел на заднем сиденье и тяжело дышал. Я положил его горячую голову себе на плечо.
— Папа, выпей таблетки, прошу тебя…
Он не отвечал, заснув на моей груди. Из-за метели ехали медленно и еле успели на готовый к отправлению поезд.
— Отец Анастасий, спасибо за все! Помолись, чтобы отец выздоровел. Просто не знаю, что с ним делать? Совсем разболелся…
Мой друг, прощаясь, посоветовал:
— Дай Федору Алексеевичу ципролет — лучшее лекарство! Помогай вам Бог! — Мы попрощались у двери вагона, поторапливаемые проводницей. — До встречи в Абхазии! Надеюсь еще увидимся… — Голос архимандрита заглушил гудок электровоза.
— Скорей, скорей прощайтесь, батюшки! Поезд сейчас отойдет… — волновалась проводница. — Что это с вашим стариком? Совсем больной!
В купе я с трудом уговорил отца принять антибиотики и еще долго сидел, глядя в морозное окно, где расплывались уходящие огни заснеженной Москвы.
Послушник Александр сладко посапывал на верхней полке.
Утром мне страшно было открывать глаза: если отец болен, мы пропали. Собравшись с духом, я взглянул на соседнюю полку- старенький Федор Алексеевич еще спал. Его лоб уже не пугал своей температурой. На одной из стрелок вагон качнуло, и отец проснулся.
— Сын, где это мы? — Он поводил глазами, не понимая, где находится.
— В Адлер едем, папа. Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросил я. С верхней полки свесилась лохматая голова Александра, прислушивающегося к нашему разговору.
— Вроде нормально. — Отец потер рукой лоб. — Ничего не помню, хоть убейте… — Он посмотрел в окно, за которым кружились донские балки и степи. — А мы уже далеко от Москвы?
— Далеко, папа. К морю едем! — Я постарался приободрить его.
— К морю? И это хорошо… И это хорошо, — улыбаясь, проговорил отец, приглаживая рукой волосы.
В Адлере нас встретил Филипп с послушником лет тридцати, кинематографического облика.
— Батюшка, пока хозяева не съехали, мы с Ильей, кстати, познакомьтесь — помощник игумена Пимена, сняли вам комнату в пригороде Адлера. Это недалеко, по Краснополянской дороге, рядом с форельным хозяйством… Вам еще предстоит ремонт сделать в купленной квартире, подождете?
Вокруг стояла щедрая на тепло погода, над головой синело бездонное небо, узорчатые ветви пальм раскачивал шумный ветер, в котором угадывалось дыхание близкого моря. Я с готовностью и признательностью ответил, готовый ждать сколько угодно:
— Конечно, не вопрос… Правда, папа?
Он снял шляпу, подставляя голову южному солнышку, думая о чем-то своем.
— И это хорошо… И это хорошо, сын…
Архимандрит Пимен приехал с иеродиаконом Саввой, неторопливым человеком с седоватой бородой, профессиональным фотографом, возившим с собой громоздкий старинный фотоаппарат.