Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1

– Да ну тебя! Ты выглядишь нормально, не выдумывай чепухи!

Не желая больше огорчать ее, я замолчал, и мне стало понятно, что собрав все свои силы, придется биться одному за себя, чтобы выжить. Господи, Ты увидел, что я запутался, запутался тяжко и не находил выхода. С родителями говорить о своих мучениях оказалось стыдно, друзья иронизировали, а сердце непрерывно стонало и горело от нескончаемых страданий, причиняемых ему необузданными дикими помыслами. Прости меня, Боже, ведь я знал, что есть Церковь Твоя и есть храмы Твои, которые я посещал в детстве. Но теперь, одурманенный своей безрассудной юностью, я приходил к храму Твоему лишь на Пасху и только из любопытства, для того, чтобы посмотреть на Пасхальный крестный ход и послушать пение певчих. Хотя душу инстинктивно влекла благодать Твоя, но жажда развлечений была еще очень сильна во мне, а неверие в то, что в Церкви я смогу найти себе помощь и поддержку, препятствовало соединению с ней.

До последнего предела сердце человеческое, стремясь к истине, которую еще не знает, но которая единственно ему и нужна, не хотело оставить ложь мира сего, ибо привыкло к ней, пусть даже зло убивало это сердце, опутав его привязанностями. Душа моя тонула в безпорядочных мыслях, то прекрасных, то отвратительных, но какими бы они ни представлялись, все они, безплодные и безблагодатные, отравляли ее, словно ядом. Здравый смысл понуждал меня отречься от всех этих мыслей и искать то, что находилось за ними, но нелепая и страстная привязанность к умственным фантазиям и мечтаниям, которые я считал мысленными «утешениями», держали душу мою в плену заблуждений. Душа пыталась оставить воображение и мечтательность, но, к своему ужасу и омерзению, увидела, что эти дурные привычки запутавшегося ума сами начали удерживать ее, страшные, безпринципные и отвратительные, не давая вере в Божественную помощь найти место в моей мятущейся душе.

Словно светлый луч с небес, пришло в сердце разумение, что новая жизнь никогда не родится там, где властвуют дурные мысли и испорченное воображение, и что этот переход в область веры и благодати лежит через полный отказ от мысленных фантазий, чего бы мне это ни стоило. И мне всей душой захотелось постичь эту иную, благодатную жизнь, а не только строить догадки о том, что она собой представляет. Поэтому все свое внимание и волю я обратил к тому, что таинственно существовало за пределами мыслей, куда позвала мое сердце покаянная молитва, где не возникало мысленных фантазий и их нелепых призраков, где, пусть пока еще тускло, брезжил свет иной жизни – духовной, где мне пока еще предстояло биться в одиночку.

То, о чем я пишу Тебе, Боже, возможно будет смешным и нелепым в глазах людей, что же, я потерплю это с Твоей помощью. Но если найдется в целом мире хотя бы одна душа, которая поймет и примет мои скорби, скорби мучительных поисков Бога, как свои собственные, пусть помолится обо мне Твоему милосердию, Христе мой, ибо души наши знают, что ищем мы в Тебе, Единственном, ценою наших жизней, ибо Ты – истинный Владыка и Господь наших сердец.

БИТВА В ОДИНОЧКУ

Обыденность засасывает душу в болото дурных привычек, но постоянное устремление души к Богу наполняет ее благодатью, в которой обыденность исчезает, как утренний туман под лучами солнца. Если неугомонное сердце хотя бы минуту пребудет в покое от тревожащих и возмущающих его мыслей, оно не может не уловить отблеск сияния славы Твоей, Господи, а уловив его, не может не устремиться к Твоей благодати и в ней уподобиться Тебе, Святый Боже, – Твоей святости, Святый Крепкий, – Твоей крепости, Святый Безсмертный, – Твоему безсмертию. Глас Божий, пробуждающий душу человеческую из духовного усыпления, всегда приходит к ней отрезвляющим глаголом Небес: «Покайся!» А душа ничем не может ответить Богу, кроме слов, идущих из самой ее глубины: «Господи, помилуй!»

Из умиляющего пения церковных певчих в моей памяти осталось это часто повторяемое и щемящее душу трогательное прошение, а из давних советов бабушки, доверительно сообщавшей мне свои молитвенные познания, я запомнил, что у этой молитвы есть удивительная сила, сродни заклинанию. Когда это пришло на ум, мне показалось, что в моей душе блеснул лучик надежды. Я сразу же принял твердое решение ухватиться за одну эту молитву и никогда не оставлять ее, чего бы мне это ни стоило. Когда я мысленно произносил: «Господи, помилуй», мне становилось легче, но как только я рассеивался, разрушительные помыслы сильной тоски и уныния вновь начинали овладевать мною. Мне казалось, что в Церкви я вряд ли смогу найти ответ на свои вопросы, а глубоко верующие люди пока еще не встретились в моей жизни, хотя кто-то из случайных знакомых говорил мне, что где-то под Минводами живет великий святой. Это сообщение тогда лишь удивило меня тем, что есть еще святые люди, но не приблизило ни на шаг к выбору собственного пути.