Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1

В этот зимний период на меня особенно глубокое впечатление произвели изречения египетских отцов из «Древнего Патерика». Из них мне открылось, что цель поста состоит не столько в обуздании тела, сколько в обуздании помыслов. Опыт горной жизни показал, что если поститься с утра, то к двенадцати часам дня помыслы начинают успокаиваться. А если поститься до трех часов, то они усмиряются настолько, что становятся почти незаметными. Поэтому я решил твердо придерживаться такого распорядка, исключив также и воду, которую я пил в три часа.

Зимой такое пощение не выглядело слишком обременительным. Нужно было только не застревать на мыслях о еде и воде. Но когда зима пошла на убыль, а солнце стало погорячее, такой распорядок потребовал значительных усилий воли. К тому же мне нельзя было оставлять хозяйственные работы. Так изо дня вдень началась борьба за чистоту помыслов и обуздание страстей. И начать пришлось со страсти чревоугодия, которая при малом и однообразном питании норовила довести до отчаяния. Тем не менее ежедневный распорядок постепенно сам начал помогать мне, вырабатывая привычку к его соблюдению, которой подчинилось сначала тело, а затем, в некоторой мере, и помыслы. Удивительно, что червивые макароны, пролежав зиму на чердаке, полностью очистились от червей и стали съедобны. Возможно, мороз сделал свое дело и помог мне с питанием.

В конце февраля и в марте повалили такие снегопады, как будто к весне началась настоящая зима. Почти до конца марта я оказался заперт в снежном уединении, чему не очень огорчался. Тихая, монотонная и молитвенная жизнь внешне выглядела простой и однообразной. Но что в ней начало меня удивлять, так это то, что душа как будто потихоньку стала приходить в себя. Такое переживание можно сравнить с тем состоянием, когда человек пробуждается от глубокого обморока или просыпается после тяжелого сна. Глаза словно начали видеть мир заново: они замечали не только снег, но и каждую снежинку, не только зимний лес в пушистой снежной бахроме, но и каждую тоненькую веточку, согнувшуюся под тяжестью снега и ожидающую прихода весны, прихода теплого и ласкового солнца.

Молодые деревца слив, по колено увязшие в рыхлом подтаявшем снегу, покрылись белоснежной кисеей первых цветов. Странно и трогательно было видеть в снегу робкое цветение сливовых деревьев. Иногда, под вечер, когда заходящее солнце погружало долину в розовые блики заката, я подходил к цветущим деревцам и стоял, вдыхая тонкий аромат первого цветения. На розовых ветках орешника повисли первые золотистые сережки. Высокие вербы у ограды распушились молодыми клейкими почками. Белым пламенем цветения занялись деревья алычи. Дрозды наполнили проснувшиеся леса звонкими голосами. Весна быстро набирала силу, свидетельствуя о своей мощи грохотом пробудившейся Бзыби. Душа моя избыток сил отдавала стихам.

* * *

По лесам и свистят и бормочут.

Горько пахнет весенний настой.

Кто-то сладко поет дни и ночи,

Запрокинувшись вверх головой.

Горизонт в голубые полоски

Ярким оком косится вприщур.

Затихают во мне отголоски

Белым снегом осыпанных бурь.

По протокам с орешником вислым

Я пройду, не оставив следа.

Иисусе, отныне и присно

Полюбил я Тебя навсегда.

И под вербой, в проталинах солнечных,

Тонкий пух на ветвях теребя,

Твое имя, Христе, днем и ночью,

Я читаю и плачу, любя!

Приехал проведать меня Василий Николаевич. Он поделился со мной военными новостями о готовящемся штурме Сухуми, об обстреле Нового Афона грузинами и о безжалостном огне снайперов-латышек, нанявшихся на «работу» в грузинские части.

– Ничего, все-таки сейчас положение на фронте получше, чем было вначале! – оптимистично подвел итог новостям пчеловод. – Как снег растает, у нас будет большая угроза со стороны перевала Доу… – Василий задумчиво поглядел на перевал. – Оборонять-то его некому… Война войной, а нам, крестьянам, работать надо! – неожиданно сменил тему мой гость. – Берите, батюшка, топор и пойдем фундук рубить, а то он быстро огород забьет, если его не убирать!

Мы вышли в занесенный снегом огород. Толстые ветви кустарника, согнувшись, дугой, утопали в тяжелом снегу.

– Тут работать нужно осторожно, батюшка! Когда рубите ветки, остерегайтесь получить удар в лицо…

Мы дружно принялись за работу.

…Очнулся я лежа на снегу. Сильный удар вырвавшейся из-под снега ветки сбил меня с ног и разбил губу.

– Ай, ай, как вы неосторожно работаете, батюшка! – сочувственно сказал Василий Николаевич, осматривая мое лицо. – Осторожнее, пожалуйста!

Он вновь принялся рубить ветви орешника. Свистящий удар разрубленного ствола сбил его с ног.

– Вы живы, Василий Николаевич? – бросился я к нему.

– Кажется, жив… Слава Богу, шапка спасла! Такой удар в лоб получил… Тяжелая это работа, а чистить огород все равно приходится только весной, когда фундук не дает побегов…