Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1

Здесь выяснилось, что математик принес с собой объемистый мешок гречневых зерен, которые оказались необыкновенно жесткими, так как не были очищены от скорлупы, твердой, словно кость. Эта гречка не поддавалась даже долговременной варке. В расстройстве мы принялись жевать нашу жесткую кашу, сплевывая с отвращением шелуху и высасывая мякоть. Андрей предложил ее глотать, уверяя, что так будет сытнее, а скорлупа переварится в желудке. Но вечером, когда он вернулся из кустов, то объявил, морщась, что эту гречку глотать не стоит.

Утром произошла неожиданная заминка. Ботинки москвича полностью развалились, подошвы отошли от верха, и гвозди торчали из них, словно стальные зубья. Неунывающий математик колотил камнем по ботинкам, загоняя гвозди обратно. Но когда он надел свою отремонтированную обувь и, поморщившись, сделал несколько пробных шагов, по его лицу было заметно, что починка ботинок с помощью камня не предвещает ничего хорошего. Тем не менее Михаил бодрым голосом произнес:

– Я готов к походу!

Архимандрит только покачал головой.

Наш отряд двинулся дальше по снежникам, к перевалу под Чедымом. Здесь мы обнаружили озеро, скрытое в скалах, по которому плавали не растаявшие за лето льдины. Легкая зыбь бросила на воду сиреневую тень. Андрей отважно решил искупаться и смело поплыл среди льдин, отталкивая их руками.

– Андрей, не спеши, я тебя сейчас сниму!

Отец Анастасий спешно стал доставать из рюкзака фотоаппарат.

– Батюшка, я же не морж, могу и утонуть! – стуча зубами от холода, откликнулся пловец, но архимандрит изловчился и успел сделать несколько снимков, пока Андрей мужественно позировал в холодной воде.

У перевала мы присели отдохнуть в небольшой лощине, защищавшей нас от пронизывающего ветра. Михаил, улучив минутку, занялся ремонтом своих разваливающихся ботинок. Мне послышались автоматные очереди и даже свист пуль над нашими головами:

– Отец Анастасий, кажется, стреляют, и похоже что в нас! – наклонившись к нему сказал я, сидя рядом на камне.

– Ерунда, охотники! – отмахнулся он.

Но вторая очередь над нашими головами рассеяла все сомнения. Мы подняли головы и увидели двух заросших бородами, очень серьезного вида абхазов с автоматами, направленными в нашу сторону. Они стояли наверху лощины и целились в нас.

– Руки вверх! – грозно крикнули автоматчики.

Архимандрит не нашел ничего другого, как, сидя, помахать в растерянности им рукой.

– Кто такие? – продолжал кричать один из абхазов, не отводя от нас автомат.

– Я из Псху, а это мои гости… – пришлось ответить мне.

– Кого знаете на Псху?

– Милиционера знаю Валеру, еще командира абхазского отряда… – я назвал его фамилию.

– А, свои, значит!

Абхазы спустились к нам, и мы обменялись рукопожатиями.

Бородачи представились – это была караульная служба по слежению за перевалами.

– Смотрим на вас сверху, вы с бородами, вроде как сваны. А вот у тебя военная шляпа, мы подумали, что ты точно сван, а твои дружки – диверсанты! – обратились они ко мне.

Действительно, Валерий подарил мне зеленую шляпу пограничника, и я надел ее в поход, чтобы не сгореть на высокогорном солнце. Понятно, почему наш вид вызвал подозрение.

– Вот мы и стрельнули над вашими головами. – продолжали караульщики. – Мы же здесь дежурим, чтобы сваны не прошли, понимаешь? Если бы вы спрятались за камнями, то мы бы вас сверху быстро прикончили! А тут, смотрим, что такое? Сидят, понимаешь, чудаки, и даже внимания не обращают, что мы в них стреляем… Значит, думаем, не сваны! – рассмеялись наши знакомые.

– Не сваны, не сваны! – подтвердили мы наперебой.

Но все же пограничный наряд не разрешил нам идти на озера из-за опасности встречи с диверсантами, к тому же по тропам стояли мины.

– Что ж, тогда мы вернемся на Решевей… – пообещал абхазам отец Анастасий.

Андрей чуть не заплакал:

– Батюшка, сейчас пограничники уйдут, и мы незаметно без троп пройдем на озера! Такую красоту потеряем, если послушаем этих автоматчиков…

Но архимандрит строго настаивал на возвращении тем же путем, которым мы поднялись на перевал. Я предложил вернуться на Решевей по верховьям Бзыбского хребта и с перевала Доу спуститься в скит.

– Это можно! – разрешили нам сторожа, и мы распрощались.

Наша группа медленно двинулась по верхней тропе, петляющей среди луговых трав: фиолетовых стеблей ятрышника и синих бутонов истода. Замыкал наш отряд опечаленный Андрей, не желающий радоваться красоте окружающего пейзажа. Перейдя низину луга, заросшего поверху кустарником, я увидел огромного бурого медведя, перебежавшего луг и спрятавшегося слева в кустах. Оттуда раздалось его недовольное ворчание.

– Медведь рядом! Осторожно… – вполголоса сказал я.

– Где медведь? – встревожились мои спутники.

– Сидит в тех кустах. Слышите его ворчание?

Медведь зарычал снова.

– Да какой это медведь? – громко отозвался сзади математик. – Это гром.

– Откуда же гром, если небо синее? – обернулся к нему архимандрит. – Если гром, так иди первым! – предложил он сомневающемуся москвичу, тот умолк.

– Давайте пройдем мимо медведя потихоньку и с молитвой! Батюшка, перекрестите кусты, как старший!