Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1

Наступили жаркие дни. Оставив на ночь сваренную «морскую капусту» в котелке, утром я почувствовал душок, словно у палатки лежал труп. Этот запах источал мой гриб. Жалко было спускаться за продуктами и терять день на подъем обратно. Я вспомнил, как пустынники ели тухлую рыбу, и тоже решил воспитать в себе начатки безстрастия. Перекрестив испорченный гриб, я смело приступил к нему, но очень скоро понял, что ошибся. Дыхание перехватило, живот свело, в глазах все позеленело. Я кинулся к моему ручейку: остатки пластмассовой трубки валялись на земле, изгрызанные медведицей. Как я ни пытался губами поймать небольшие капли воды, стекающие по камням, только перепачкался грязью. Пришлось добираться до водопада, где, почти теряя сознание, погрузил голову в прохладные струи. До вечера я лежал у водопада, не обращая внимания на медведицу, которая недовольно бродила в борщевике, ворча и ломая кусты. Как я выжил, не знаю, но понял, что безстрастие не следует практиковать без рассуждения.

Вскоре закончился «гуманитарный» сахар, соли осталось в банке совсем на донышке, и я решил приучить себя жить без этих продуктов. Если без сахара было еще терпимо, то без соли супы из папоротника, крапивы и грибов стали вызывать сильные желудочные расстройства. Но вот закончился сахар, и я заметил, что силы мои быстро убывают, а движения походят на движения альпинистов, находящихся на большой высоте. Каждый шаг давался с усилием, и приходилось часто отдыхать, чтобы отдышаться. Прошел месяц без соли и сахара, сил для работы почти не осталось, пришлось спуститься в келью за пополнением продуктов.

Соль и сахар я принес в одинаковых полотняных мешочках. Чтобы сахар не отсырел, я высыпал его в банку и, попив чаю с сахаром и лепешкой, отправился работать. Движения сразу стали быстрыми и энергичными, и в тот день я трудился дотемна. Вернувшись в палатку, я вспомнил, что не высыпал из мешочка соль в банку, и заполнил ее солью. Спохватившись, я от расстройства ударил себя по лбу: сахар и соль оказались в одной банке. При свете свечи пришлось ложкой отделять соль от сахара, но помол этих компонентов был очень мелким, и я быстро убедился, что разделить их не удастся. В огорчении я перемешал ложкой вместе сахар и соль, решив, что буду добавлять эту смесь в супы и в чай. На этой смеси удалось продержаться еще месяц, пока меня не начало тошнить от одного ее вида. С тех пор я отказался от сахара и брал в горы только мед.

* * *

То, что я еще жив, –

Удивительно.

То, что солнце встает, –

Поразительно.

То, что все повторится, –

Сомнительно.

То, что жизнь непонятна, –

Мучительно.

Боже, если я умер в Тебе и снова жив, тогда смерть уже не страшна душе моей. Если же я родился в Тебе по Твоей благодати в новую жизнь, то в ней не может быть смерти, чтобы опасаться ее. Твоя истинная жизнь – вечное и неизменное есмь, где нет ни вчера, ни завтра, ибо в ней нет никакого времени. Тело мое, которое я называю своим, всего лишь земной ночлег мой, но дух, который во мне, преображенный Твоей благодатью, имеет вечное пребывание в Твоей неизмеримой вечности.

СЕРЕБРЯНЫЙ РУДНИК

Услышу ли поношение и хулу, не с кладбища ли доносятся они? И если раздастся глас одобрения и похвалы, не из уст ли, залепленных глиной, звучат они? Гробы повапленные и ходящие по земле до назначенного им часа, забывшие в суете о раскрытом зеве ждущей их могилы, молюсь об этих несчастных и плачу Тебе, Господи, ибо я – один из них. Помоги нам очнуться в покаянии от усыпляющей смерти, дабы встретить нам звезду утреннюю вечной жизни в омраченных сердцах наших.

Когда внутри и вовне постигаешь благодать, тогда Бог становится ближе, чем собственная душа. Но для этого незабвенного мига необходимо отринуть все земное раз и навсегда, не оставив ему никакой возможности подняться и вновь утвердиться в душе.

Полное безлюдье – это поистине совершенно ни с чем не сравнимое ощущение. Тот, кто не знает его, никогда не поймет, что это такое. Тот кто жил в нем, никогда не сможет передать его дух, дух особой невыразимой свободы и невероятного счастья. Это счастье не заключалось только в любовании красотой природы и окружающего мира. Оно наполняло душу удивительным единением со всеобщей жизнью, которая окружала меня и являла свои превращения. Птенцы дроздов, своим писком свидетельствовавшие о том, что они выбрались из яиц и увидели невообразимо прекрасный мир, на моих глазах выросли и покинули гнездо. Феерические хороводы светлячков, соперничающие красотой с вечерними созвездиями, закончили свое представление и к концу лета растворились в лесных далях. Изумительные симфонии сверчков и кузнечиков, ошеломляющие своим звучанием в начале лета, теперь стали глуше и доносились словно издалека, уходя в дымку осеннего бора. Ущелья далеких гор, украшенных позолотой, укрыли до следующей весны волнующие душу голоса кукушек.