Птицы поют на рассвете

— Эх, — вздохнул Петро. — Ни за чего пропадает хлопец. Полицаем насильно поставили. Сердце у хлопца аж почернело от досады.

— Кто такой?

— Мужика одного сынок. Шалик.

— Шкалик?

— Шалик.

— Домой-то он возвращается? Как придет, дай знать. Главное — следить, следить за всем, что происходит. И носить на «почту». Это приказ. Передай хлопцам.

Кирилл и Михась повернули в Синь-озеры.

Петро подошел к подгнившему дереву и как ни в чем не бывало начал его рубить.

30

Кирилл и Левенцов возвратились на рассвете.

Всю ночь провели они за лесом у шоссе — на восток двигались воинские части противника. Катили колонны грузовиков с солдатами и еще с понтонами, шли танки, тягачи с орудиями. И только под утро дорога стихла. Кирилл и Левенцов прошли несколько километров вдоль опушки, приглядываясь к опустевшему шоссе. На нем темнели потерянные автомашинами масляные пятаки, валялись окурки. В кювете Левенцов подобрал пустые пачки из-под сигарет с обозначением места их изготовления, две скомканные солдатские газеты, конверт со штемпелем полевой почты, — пустяки, конечно, но что-то проясняли.

О движении воинских частей надо было сообщить в Москву. Алеша Блинов выстучал радиограмму, перешел на прием. «Прежние донесения получены, донесения важные», — сказала Москва. Поблагодарила за последнюю операцию. Это о бомбовом складе за озером. Потом Алеша Блинов принял еще несколько слов: самые лучшие, самые сердечные пожелания шлют Кириллу жена и дочь. Серое от усталости лицо Кирилла просияло. Кирилл увидел их у подъезда — они машут ему вслед, и он слышит слова, те самые, которые сейчас произнес Блинов.

— Алеша, время не кончилось? Нет? Передай… — Кирилл откашлялся. — Передай. Успокойтесь, родные. Спасибо. Простучал — спасибо? Здесь совсем не пекло. Даже прохладно… И ждите меня. Всех нас. Простучал — ждите? Тогда все.

Он пошел в землянку. Скинул сапоги. Улегся. Но мысленно был еще там, у подъезда, и смотрел на Катерину и Светланку. Он улыбнулся, представив себе их. Иван Петрович, возможно, уже и ордер Светланке на пальто достал — холода пошли. Все будет хорошо, уверял он себя. Все будет хорошо. Он закрыл глаза и увидел свой дом. Вот они все за столом. Тарелка с хлебом, тарелка с кружочками колбасы, тарелка с солеными огурцами… И бутылка, и бокалы… И мягкий свет, льющийся из-под абажура. Глаза Светланки…

Кто-то спускался по ступеням.

В землянку вошел Петрушко.

— А! — приподнялся Кирилл. — Из «медсанбата», братец?..

— Та вернулся, — блеснули редкие зубы Петрушко. Нахлобученная на лоб ушанка почти закрывала глаза, просторная стеганка с грубо наложенными заплатами другого цвета доходила до колен. Обросший щетиной, Петрушко выглядел совсем старым.

— Вернулся, значит. Выздоровел? Хорошо, — сказал Кирилл.

— Та хорошо, — опять улыбнулся Петрушко.

Он сунул руку в карман, достал сложенный вдвое листок бумаги.

— От Петра.

Кирилл пробежал записку.

Зося Христофоровна, сообщал Петро, дала знать, что в госпитале появились раненые офицеры из испанской «Голубой дивизии». И еще — завтра Шалик придет домой.

— Ну-ка, кликни Ивашкевича. Быстренько. И Хусто. — Кирилл стал натягивать сапоги.

Мимо окошечка землянки шло утро — серое, с ветром. Ветер был виден, он напускался на ели, и ели, словно стараясь убежать, торопливо перебирали лапами.

Вошел Хусто. Спустя несколько минут дверь отворил Ивашкевич.

— Давай, — поторапливал его Кирилл. — Дело есть.

— А у нас всегда дело, — довольно откликнулся Ивашкевич, присаживаясь. Записка Петра лежала на столике, он прочитал ее. — Да, — протянул он. — «Голубой дивизии» в нашей зоне до сих пор не бывало. Не иначе — наши поколотили где-то этих «голубых» и немцы распихали по госпиталям кого куда…

— Хорошо, что и нас не обошли, — сказал Кирилл. — Двинем и мы свою «голубую дивизию», — посмотрел он на Хусто.

Хусто улыбнулся. Он понял, что имел в виду командир: нужно выйти из леса и под видом тех испанцев открыто пошнырять по городу.

Но Кирилла занимало и другое. Неделю назад в «Шпрее» он услышал о каком-то испанце Фернандо Роблесе из гебитскомиссариата. Хусто должен выяснить, тот ли это Роблес, вместе с которым Кирилл и Хусто сражались в республиканской армии. Если тот самый и только обстоятельства заставили его служить фашистам, то Кирилл получит еще один ключ к операции «Кабан».

Кирилл предполагал вначале взорвать здание гебитскомиссариата. Вместе с Ивашкевичем и Левенцовым обдумывали, как лучше сделать это. Но потом, когда после взрыва электростанции гитлеровцы расстреляли неповинных людей, даже школьников, Кирилл задумал другое: «Оставим камни в покое… Убьем его не в городе. И не в селе». Гебитскомиссар — знал Кирилл — страстный охотник и, бывает, охотится близ синь-озерских лесов. И Кирилл старался разведать, когда тот соберется на охоту. «Тут мы с ним и покончим». Сотрудники гебитскомиссара могли, конечно, помочь: охотничьи выезды их шефа всегда торжественны и шумливы, о них многие знали.

— Эх, если б Роблес оказался тем самым Фернандо. Понимаешь, Хусто? Я хочу сказать — нашим…

Хусто пожал плечами. «Разве Фернандо не погиб?»