Читаем Птицы поют на рассвете полностью

Рассвет приближался медленно и трудно. Из мглы выходили помутневшие пни срубленных деревьев — широкие и низкие — с сорочьей березовой корой, словно чья-то щедрая рука разбросала огромные караваи. Прохладный свет медленно заливал вырубку, ложился на уже видневшиеся впереди бородатые ели, и возле них, как остатки мрака, еще держалась пепельная тень. Убывающая ночь раскрывала лес. Ветер, сырой и скрипучий, выбрасывал кипящие, как волны на гребне, вершины, будто натужно выносил деревья на открытое место. Толстенная матерая сосна выбрела из тесноты и остановилась посреди вырубки. На длинной вытянутой шее, упираясь в низкое тучное небо, словно зеленое облако, держала свою круглую кудлатую голову. Присыпанные побуревшими хвойными иглами, лежали на земле отвердевшие корни, — широко расставленные когти единственной могучей лапы, готовой вот вот тронуться.

Пора. Подальше от вырубки.

— Подымайсь, — расталкивал Кирилл прикорнувших на земле бойцов. — Вставай, хлопцы, вставай! Самому вон как спать хочется. Ладно, выспимся еще. Подымайсь! Подымайсь!..

Вырубка зашевелилась, точно пни пришли в движение.

— А это что? — с раздраженным удивлением посмотрел Кирилл на Петрушко, тот поднялся в одном сапоге. Вместо второго на ноге виднелась подвернутая портянка. — Что это?

— Та вышло так, — виновато пожал Петрушко плечами.

Весь вид его, благодушный какой-то, показывал, что он еще не здесь, не в тылу противника. Да и будет ли он когда-нибудь здесь! Кирилл почувствовал закипавшую в нем ярость.

— Что — вышло так? Комедия, черт возьми!

— Та на кусты налетел, — будто самому себе равнодушно объяснил Петрушко. — Нога в сучки впоролась. Сапог и слетел. Слетел, — простодушно повторил он и протяжно вздохнул.

— Слете-е-ел, — сердился Кирилл. — Хорошо, что сапог, а не голова. Полюбуйся, — сказал подошедшему Ивашкевичу.

— Промок? — Ивашкевич заглянул в тихие глаза Петрушко. — Вот что, дружище. Отрежь кусок перкаля от парашюта и замотай ногу. Сырость не пробьет. Нож не потерял?

— Та нет.

— Разыщем грузовой мешок, там и сапоги…

Да и пора искать мешок. И Петрушков сапог тоже, не оставлять же следов. Где приземлился Ивашкевич? Там и начинать поиски. Он выбросился после всех. А потом должны были скинуть грузовой мешок.

Ивашкевич повел от вырубки влево. Серый воздух пропитывал все вокруг; открывалась земля, сначала сизая, потом синяя и чуть розоватая. Мир понемногу просыпался. Остановились у прилеска. Вот тут спустился Ивашкевич, определенно тут. Стали искать. Метрах в пятидесяти, в лощине, наполненной водой, наконец наткнулись на мешок. Такой же темно-зеленый, как и травянистая вода, мешок был незаметен.

А сапог Петрушко будто сгинул, так и не смогли найти. Кирилл приказал прекратить поиски.

— Не иначе, в Москве сапог оставил, — пошутил Паша.

— В залог, что вернется, — не утерпев, съязвил Тюлькин.

Сзади, неловко припадая на ногу, тащился Петрушко. Он слышал, что сказал Паша и что сказал Тюлькин, и, как всегда, не откликался, словно и не о нем говорили.

Пересекали поляну, вдоль нее разбежались молодые елки. «Самая пора грибов», — пришло Кириллу в голову. Разведи еловые крылья, и застенчиво выглянет боровик с поджаристой шапкой набекрень. Почудилось даже, что из-под той вон елочки высунулся толстенький, на белой ножке боровик. Поляна была небольшой, и оттого лес вокруг нее казался особенно высоким. Облачное небо, как запыленное стекло, тут же, над поляной, обламывалось, лишенное дали, и каждый чувствовал себя совсем маленьким и затерянным.

Снова углубились в чащу. Сквозь медленно продвигавшиеся тучи слабо процеживался свет. Кирилл увидел поваленное бурей дерево и повернул к нему. Ивашкевич и Левенцов — за ним. Уселись на ствол, с которого отпала кора. Кирилл достал из планшета карту, поискал на ней глазами и подчеркнул карандашом место, где находился отряд, — синие черточки на зеленом пятне, очертаниями напоминавшем медведя, вставшего на дыбы.

— Вот она, вырубка, — показал Кирилл. — Видите? — покружил он пальцем по зеленому с синим пятну на карте. Ивашкевич и Левенцов внимательно рассматривали топографические знаки, которые то открывал, то закрывал подвижный палец Кирилла. — Видите, мы угодили на Кабаний остров.

— Полтора километра северо-восточней намеченной точки выброски, — уточнил Левенцов. — Вокруг острова болото.

— Болото, — не отводя глаз от карты, отозвался Ивашкевич. — Болото. Совсем неплохо. Сюда немцы не сунутся.

— Немцы не сунутся, — сказал Кирилл. — Но как отсюда, из болот, высунуться нам?..

— Это уже похуже, — тем же равнодушно-неунывающим тоном продолжал Ивашкевич.

Они рассматривали нагромождение зеленых, синих, коричневых пятен, черточек, линий, угольничков — отсюда лес простирался, то суживаясь, то расширяясь, с прогалинами, а в прогалинах и на опушках — поля, хутора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне