Публичные фигуры. Изобретение знаменитости (1750–1850)

Подобный интерес не сводился к представителям элиты или к читателям газет. Имя Вольтера было гарантией хороших продаж, разжигая аппетиты книготорговцев и толкая их на изготовление контрафакта. Философ, который был прекрасно об этом осведомлен, вел сложную и искусную игру с издателями, объявлял войну книжным «пиратам» и в то же время вовсю пользовался их услугами. Он часто сетовал на последствия «злополучной знаменитости», жалуясь, например, на выход под его именем тома не принадлежащих ему, «постыдно сфабрикованных» писем: «Но как ни старайся, пара экземпляров обязательно попадет в магазины. Что вы хотите? Такую цену я должен платить за свою злополучную знаменитость, которую с большой охотой променял бы на спокойную безвестность»[27]. В этом нарочитом пренебрежении Вольтера к собственной популярности, которую в реальной жизни он, будучи искусным «пиарщиком», усердно культивировал, есть, по-видимому, доля кокетства. Однако жалобы на «злополучную знаменитость» то и дело проскальзывают в его переписке, и собеседники стараются попасть ему в тон. Франсуа Марен, предлагая Вольтеру составить томик его переписки с друзьями, чтобы опередить «проклятых книготорговцев» из Голландии, норовящих всюду использовать его имя, добавляет (как будто подобная мысль давно стала общим местом): «Это обратная сторона знаменитости»[28]. Знаменитость – не просто вопрос репутации, это одно из социальных условий с присущими ему ограничениями, среди которых невозможность избежать любопытства окружающих, интереса владельцев типографий, махинаций нечистоплотных издателей. В 1753 году, когда Вольтер еще не был патриархом от литературы, коронованным в Комеди Франсез, но уже считался самым знаменитым писателем своего времени, чьи сложные взаимоотношения с Фридрихом II давали обильную пищу прессе, племянница Вольтера, мадам Дени, писала по этому поводу Джорджу Киту: «Обратная сторона знаменитости моего дяди состоит в том, что стоит ему шевельнуть пальцем, как об этом знает вся Европа. Он решил найти себе убежище в такой глубокой глуши, чтобы ему дали хотя бы умереть спокойно»[29]. Знаменитость – это и величие, и кабала одновременно, поскольку она превращает знаменитого человека в публичную фигуру. Она налагает на него обязательства, требуя быть образцом для подражания и добиваться общественного одобрения. По словам Жана Робера Троншена, Вольтеру приходилось уделять особое внимание защите от обвинений в безбожии: «Чем больше человек знаменит, тем больше тонкости ему приходится проявлять, когда критика касается столь щекотливого вопроса»[30].

От великих писателей прошлого Вольтера отличало то, что современникам было известно не только его имя, но и лицо. Существовало множество его портретов, равно как бюстов и гравюр, число которых особенно увеличилось в 1760-е годы[31]. Один художник, Жан Гюбер, специализировался именно на изображениях Вольтера; это был мастер силуэта, техники, заключавшейся в вырезании лица или фигуры человека из ткани[32]. Написав ряд портретов Вольтера и сделав несколько его силуэтных изображений, Гюбер в 1772 году выполнил серию небольших картин, которые показывали его героя в интимной обстановке: на одной он пил кофе, на другой играл в шахматы, на третьей прогуливался в окрестностях Ферне и так далее. «Литературная корреспонденция», где упоминается об успехе этих картин, «представляющих различные сцены из домашней жизни самого знаменитого человека Европы», сообщает, что сам Вольтер был недоволен и упрекал художника за близость этих портретов карикатурам[33]. На одном из них показано, как Вольтер, едва встав с постели, подпрыгивает на одной ноге и, натягивая штаны, что-то диктует секретарю. Когда с него сняли копию и сделали гравюру, быстро ставшую самым ходовым товаром у продавцов эстампов не только в Париже, но и в Лондоне, Вольтер был взбешен. В ответ на его упреки Гюбер проницательно заметил, что знаменитость требует игры со своим публичным образом и привнесение в портрет «доли комизма» не повредит его престижу, а интереса публики прибавит. «Падкость Вашей верной рабы публики на любые Ваши хорошо или дурно сделанные изображения вынуждает меня постоянно огорчать Вас. Я поддерживаю ее идолопоклонство своими картинами, и мое вольтерьянство неизлечимо»[34].