Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

И вот он приходит ко мне, бренча бутылками, с окороком подмышкой. Прочитав всё написанное, я говорю ему, что думаю (а сам на всякий случай держу тяжёлый газовый ключ под столом). Мы выпиваем, а потом я провожаю его, пригорюнившегося, до дверей.

Но до сих пор обедаю я с друзьями, к счастью, далёкими от литературы.

27.03.2017

​Классная ностальгия (о школьной элегии на кладбище советской культуры)

Давно, друзья весёлые,

Простились мы со школою.

Михаил Матусовский (1951)

Nor you, ye Proud, impute to These the fault,

If Memory o'er their Tomb no Trophies raise,

Where through the long-drawn aisle and fretted vault

The pealing anthem swells the note of praise.

Thomas Gray. Elegy written in a Country Churchyard (1751)

Валишин С., Шекет Ю. Здравствуй, школа // Энциклопедия нашего детства. — М.: Notamedia, 2017. — 172 с.

Есть особый жанр даже не в литературе, а в современной культуре — это особого рода ностальгия по СССР. Её не надо путать с политической гордостью: «Вот при прежней-то власти мы делали ракеты, а также в области балета были впереди планеты всей», или тоска по социальному равенству: «Тогда-то эти буржуи не снесли наш маленький домик, тогда простых людей в обиду не давали». Вне зависимости от справедливости этих чувств, речь идёт не о них.

Речь о той ностальгии, которая закономерно возникает у нормального человека после сорока. Он перебирает детали своего детства — был ли у него педальный автомобильчик (у меня — был, у меня был даже педальный трактор, будь он у меня теперь, я стал бы похож на поросёнка Петра). При этом включается известный механизм сожалений: «Если у тебя в детстве не было велосипеда, то, даже если сейчас у тебя есть „Роллс-Ройс“, всё равно — у тебя в детстве не было велосипеда».

Толстые состоятельные кроты, приходя на встречи одноклассников, далеко не всегда хотят показать им нынешнее величие и утвердиться над своими школьными обидчиками. Нет, вероятно, их душа очерствела, а руки по локоть в крови — но всё равно они любят своё детство, себя в детстве, и те живые декорации, что их окружали.

Так получилось, что поколение, родившееся во второй половине шестидесятых, начале семидесятых, было последним монолитным поколением. У родившихся до определённой черты есть общие воспоминания о школе, троллейбусах, пионерской организации, праздниках и парадах, армии, наконец.

Впрочем, армия в стране всеобщей воинской обязанности уже обросла серьёзным фольклором и всеми традициями субкультуры.

Иллюстрация из книги Валишин С., Шекет Ю. Здравствуй, школа // Энциклопедия нашего детства. — М.: Notamedia, 2017. — 172 с.

А тут читателю предложена история про советскую школу. На самом деле издатели обещают второй том «Игры нашего детства» и третий — «Увлечения нашего детства». Но если оставаться в рамках привязки к школьной теме, она всё равно распадается на три составляющие — культуру, связанную собственно с учёбой — все эти «пришёл из школы ученик, и запер в ящик свой дневник», с мистикой классного журнала, домашними заданиями, дневником природы, «физрой» и НВП. Вторая культура — это жизнь в школьной форме, но несвязанная с науками и их гранитом — обстрел одноклассников жёваной бумагой, школьная столовая, курение в туалете и за школой. Третья составляющая этой жизни — идеологическая. И в ней больше всего видно, как здоровая лень и гормоны побеждают любой ригоризм и идеологию. Многократно повторяется то, что описал в своих дневниках Евгений Шварц: «Изъяли кукол, ибо они гипертрофируют материнское чувство, и заменили их куклами, имеющими целевое назначение: например, толстыми и страшными попами, которые должны были возбуждать в детях антирелигиозные чувства. Пожилые теоретики эти были самоуверенны. Их не беспокоило, что девочки в детских садах укачивали и укладывали спать и мыли в ванночках безобразных священников, движимые слепым и неистребимым материнским инстинктом»[282].

Чем-то звенья советской жизни были похожи — построение на линейку в пионерском лагере, строй на плацу в воинской части и развод на работы и поверка в колонии. Даже намалёванные под трафарет фигуры — не то пионеры-герои, не то строевые приёмы, не то гражданин осужденный, передающий привет своей несчастной матери.

Были, конечно, школы спортивные, школы английские и французские, школы для особо одарённых детей и прочие особые школы.

Но школьная форма оставалась для всех единой, учебники, расписание, дневник — всё это — частицы того самого монолита.