Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

Милый моему сердцу коротышка был честным алармистом, не каким-то некромантом-оживителем. Другое дело, что конец света самая доходная коммерческая идея. Спасаться или не спасаться? Запасти портвейн на даче или хранить там спички, соль? Сколько будет сохранять свои свойства бензин в радиоактивной пустыне, оставшейся от садоводческого товарищества? Или, ладно, встать на холмик повыше и наблюдать приближение майского жука?

И правда — что лучше всего продаётся? Что самое важное? Что самое важное для человечества — его существование. Ну и вот вам ворох романов, несчётное число фильмов — и всё тот же шаманический бубен.

В планы рассудительного человека не должно входить переустройство мозгов не то что человечества, но и своих сограждан. Некоторые харизматичные люди пытались производить такие эксперименты, но ничего хорошего из них не вышло.

Конечность жизни наделяет её смыслом — какой может быть смысл в дурной длительности, когда всякую ошибку можно переделать, нет скорби по упущенному времени и количество сочетаний бесконечно?

Самый главный вопрос, для нормального человека, как ни странно, лежит в области личной ответственности: что ты сделаешь проснувшись, простой человек? Не начнёшь ли суетиться? Впечатлившись концом времён, не поссоришься ли с женой, не напьёшься ли, раздашь ли имущество нищим, будешь ли, как Раскольников валяться на пыльной площади, бормоча слова покаяния?

Во-первых, чаще всего, рассудительный человек думает, нет ли тут какого обмана. Список солнечных обломков, что оказались майскими жуками и негодных календарей очень длинный. И появление нового объекта — не повод перестать завтракать.

Во-вторых, есть такое немного сладкое чувство у честного обывателя, что умучен в супружестве, кого тиранит начальство, и жизнь вообще не удалась — есть у него надежда, что какая-нибудь война, смута, или мировая катастрофа эту суету прекратит, и он начнёт жизнь с чистого листа. Как правило, большинство этих людей сгорает в пламени смут, войн и катастроф с разной степенью мучительности.

В-третьих, на рынке предсказаний всегда больше ценятся предсказания страшные. Если они сбылись, то человек исполняется трепетом и уважением перед пророком, а если ужасы не приключились, то никто не настаивает на этаком приключении.

Окружающий мир непонятен, в нём масса загадочных слов, не объясняющих ничего, учёные удалились в Британию и, судя по всему, не просыхают.

Нас караулит перемена магнитных полюсов Земли, когда все те, кто сумел удержаться за дома и деревья и не улетел в космос, будут сожжены излучением солнца. Взбунтуются генетически-модифицированные овощи и передушат тех, кто остался. Борщевик превратится в опасных триффидов и начнёт шествие по планете (я сам написал об этом повесть).

И честному обывателю приятно как-то спланировать свою жизнь, а спланировать ему не дают. Довольно много людей хотело бы не жизни вечной, а именно рационального использования нынешней. Михаил Булгаков давно угадал это в своём знаменитом романе, когда несчастному буфетчику (впрочем, владельцу двухсот сорока тысяч рублей в пяти сберкассах сообщают, что вообще-то хорошо известно, когда он умрёт — «Умрёт он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в клинике Первого МГУ, в четвертой палате». Дальше делят его сбережения на оставшиеся месяцы и замечают: «Маловато, но при скромной жизни хватит. <…> Да я и не советовал бы вам ложиться в клинику, — продолжал артист, — какой смысл умирать в палате под стоны и хрип безнадежных больных. Не лучше ли устроить пир на эти двадцать семь тысяч и, приняв яд, переселиться в другой мир, под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями?»[286]. Но все эти прекрасные планы упираются в то, что точное счисление есть только в литературе, да и то, в ней же и показано, как сложно сертифицировать пророка, как сложно человеку рассудительному такому пророку поверить, хоть рассудительный человек и понимает: «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!»[287]

Иными словами, приготовления к крайнему часу — индивидуальному или коллективному — занятие довольно бестолковое. С одной стороны — приготовления к нему идут всякий день, с другой стороны, как-то не приготовишься, с третьей стороны, спать в гробу, как старцы — очень практично, но как-то слишком грустно, с четвёртой — что ж не построить космический корабль, если выяснить доподлинно, что от Солнца норовит оторваться кусок и полететь к нам.

Более грозно об этом сказал один человек, умевший ходить по воде: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один». Он, впрочем, был не совсем человек, но это только придаёт большую силу его словам.

Самое интересное, что примерно об этом я думал в тот далёкий год, при прежней власти, когда пьяный шевелил мехами своего инструмента, трещал кнопками и выводил неровно жизненную максиму, о том, что покамест будем и пить, и гулять.

03.03.2017