Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

Третья особенность биографической книги — в том, что для неё нет негодных героев. То есть построение содержательного высказывания о значении человеческой жизни, а смысл жизни вообще материя тёмная, и не всегда поддающаяся описанию. Вот, кстати, чем легче писать биографию писателя, потому что можно для спасения занимательности перейти к его книгам и персонажам.

Можно написать хорошую книгу о Гитлере (памятуя о принципе Годвина, я припас это сравнение напоследок), а можно отвратительную — о Ганди (и наоборот). Про дурных людей, кстати, писать тяжелее — хороший автор такой книги становится похож на следователя, который откидывает простыню над телом убитого ровно на столько, насколько это нужно для опознания, не сбивается на рыдания, сдерживает собственный крик, он ведёт расследование, а не мстит.

Мстить-то всегда легче, для этого не надо много ума, и на месть мёртвым всегда большой спрос.

И, наконец, последнее, но, может, и главное: биография всегда существует в контексте времени. Тут две стороны: в связке прошлого и настоящего всегда происходит перетягивание на свою нынешнюю сторону мёртвых. Начинается «залоговые аукционы приватизация мёртвых писателей (неважно, впрочем, кого)» (когда один писатель как бы перешёл в собственность одного лагеря, а другой — другого). А потом происходит борьба с судьбой образа: пойди поборись с судьбой. Апелляция к мертвым имеет корни в быту — «Видела бы тебя твоя бедная мать!» и «Был бы жив отец, он бы тебе». То есть в биографическом жанре безмолвные (мёртвые) соратники всегда призываются на помощь, и чем они безмолвнее, тем лучше.

Вторая сторона фактора времени, в том, что оно текуче и меняет всё — этику, эстетику и бытовые привычки. В добротных советских фильмах отрицательные герои обычно объясняли: «Время было такое», а положительные их одёргивали, отвечая, что это не оправдание. Меж тем, оказывается, что это, может, и не оправдания, но правила человеческой жизни меняются, и их трудно понять издали. Пушкин имел крепостных, и, судя по всему, совершал harassment над крепостными девками, прекрасные писатели оказывались домашними тиранами, или же произносили людоедские речи, а уж про политиков я и говорить не буду. Мотивы, которые писатель сумеет донести до читателя, важнее цензуры над поступками героя. Мелкие детали, та самая моторика жизни, которая обновляется каждое поколение, — как люди мылись, что ели, на чём ехали на службу и в гости, как спали на войне и дома — всё это главнее парадной любви к герою.

Кстати, кто он, Наполеон? Он ли придумал новую систему боя, хвалить ли его за то, что он так проредил население Франции, и отчего она всё равно его любит? В конце концов — корсиканское чудовище или французский гений?

В общем, много что интересного в хорошей биографической книге.

18.12.2017

​Идеальные мемуары (о новом каноне самоописания)

…люди, развивающие свое материальное производство и свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей действительностью также свое мышление и продукты своего мышления. Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание[474].

Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений.

Много лет меня не оставляло одно недоумение — это было именно чувство, распределённое по времени. Я издавна полюбил фразу «Я отдал бы все декреты Конвента за одну приходно-расходную книгу парижской домохозяйки».

Смысл её понятен — декреты времён французской революции много раз опубликованы, переведены на многие языки, а вот бытовая история того времени нам известна мало. При этом именно быт мотивирует людей на множество отчаянных поступков.

Была такая история 1953 года, приключившаяся в Берлине. Там произошли народные волнения, причём всё началось с мармелада. Нет, как всегда, причины этого были объективными, экономика Восточной Германии испытывала трудности, было объявлено о повышении норм выработки, за два месяца до событий произошло подорожание практически всех продуктов и общественного транспорта, аресты забастовщиков, но на поверхности один повод — подорожание пластового мармелада наверняка вызывал чрезвычайное раздражение советских руководителей. Ишь, мармеладу им!

«Но первоначально информация о недовольстве немецких рабочих была в Москве проигнорирована: рабочий класс Германии, мол, в любом случае жил лучше советского и, как следствие, просто не мог быть недоволен политическим режимом. Такая изначальная установка привела к тому, что к событиям 17 июня 1953 г. руководство Советского Союза оказалось просто неподготовленным.