Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

Пространство Урала было полно мистикой. Про перевал Дятлова говорили глухо, тема ещё не вырвалась на волю по-настоящему, когда всякий фантаст считает своим долгом написать про это рассказ. Даже я это сделал. Больше говорили про Пермскую зону и южноуральского карлика из Кыштыма, более известного, как Алёшенька.

Сюжеты тут сходились, как части света.

Впрочем, потом я поехал с фантастами на границу Европы и Азии — Конвент из-за близости этой границы норовили назвать «Евразийским». Екатеринбург находился именно в Азии, а не в Европе.

Фантастов высадили у придорожного обелиска в лесу, и некоторые стали примериваться, как на него забраться. Обелиск был гладкий, очень высокий и недостижимый, как всякая граничная точка.

Через несколько дней после «Аэлиты» там проходил фестиваль ролевиков «Веркон».

Перед отъездом я говорил с эльфами. Собеседник мой был, правда, больше похож на видавшего разные виды гнома. Девушка его стояла рядом — довольно милая и обильно татуированная, что тогда было редкостью.

Заговорили о календаре, и я спросил, когда праздник. Подруга эльфа ответила, что 6–7-го апреля. Тот одёрнул её, и сказал, что определённо 29 марта. Пришёл третий, высокий и худой, прислушался и сказал, что не шестое число, а шестой день четвёртого месяца по календарю хоббитов. Они заспорили о трактовке нуменорского календаря и о том, что об этом было у Алдариона, и обратились к четвёртому.

Тот вытащил толстую тетрадь, похожую на амбарную книгу и стал читать по ней, что год високосный будет соответствовать високосному у эльфов, и дата будет 27 марта, но даты для пересчёта сдвинутся на три дня, и потом будет 29-го, а потом снова 28-го, он дошёл, кажется, до шестнадцатого, что снова будет високосным, и последним в четырнадцатилетнем цикле.

С уважением я смотрел на этих людей, на их арифметику равноденствия, хоть и считал, что датами их встреч больше рулят не звёзды, а расписание школьных каникул.

Но потом я попал в Казань, на «Зиланткон», и вот там увидел этот мир во всей полноте.

Но это было именно потом, а пока я пошёл слушать дискуссию о соотношении литературы и фантастики.

Сейчас кажется, что это своеобразный юмор, вроде спора «Возможна ли дружба между юношей и девушкой». Но нет, там всё было серьёзно, как в спорах о дружбе полвека назад.

И это напоминало другие яростные споры — в Учредительном собрании. Причём в тот момент, когда матрос Железняк поднимается по лестнице. Спор о том, кто лучше — написавший о космических пауках N., или M., написавший про драконов, был один в один похож на дискуссию о том, что было более конструктивно — предложение октябриста N. или кадета М. перед тем, как Железняк распахнул двери.

Ситуация осложнялась тем, что критики из толстых журналов и колумнисты обратили внимание на фантастику, вернее, на лейбл «фантастика» в тот момент, когда корпорация «Фантастика» уже прошла своё акме и благополучно скомпрометировала себя четыреста девяносто девятью романами в год про космических пауков (Я оставил один роман на случай, если кто-то скажет обиженно: «А как же наш гениальный N?»).

Это естественное запаздывание в культуре — что-то потеряло силу ровно в тот момент, когда эту силу обнаружили. Будто американский коммунист-романтик, воспевающий «великий эксперимент» в СССР, когда Советская власть уже уволила революционную романтику за выслугою лет, Малевич умер, а Маяковский застрелился.

Мы о чём-то спорили со старичками, но власть переменилась. Побежали по улицам солдаты и матросы массовой культуры — винтовка одна на отделение, половина новобранцев не доедет до фронта, а из доехавших большую часть выкосят в первом бою.

Всем предстояло гореть в адовом огне снижения тиражей, исчезновения традиции чтения и стука писательских зубов о полку.

Но знакомцы мои были прекрасны, все — милы и речи наши — ярки.

Рядом лился бетон в основание храма на крови, строился город, ложились на бок заводы, и я ощущал это движение.

Город был велик, он порос литературой, как Урал лесами.

Мои родственники работали на Уралмаше, но уже давно поселились на кладбищах — задолго до появления там чёрных обелисков с мерседесами.

Видеокамер над ними не было.

Мир был жесток и справедлив ко всем.

Даже к фантастам.

04.04.2016

​Интерпресскон (о конвенте под Петербургом)