Публицисты 1860-х годов

Это не значит, что Благосветлов славит капитализм. Нет, в его выступлениях 1859–1860 годов немало грозных филиппик против буржуазности. Он критикует буржуазию как эксплуататорское сословие с точки зрения народа, с позиций трудящихся, эксплуатируемых масс. Он показывает, как постепенно возвышалась буржуазия, утрачивая со временем то прогрессивное, с чем она выступила на политическую арену, как все дальше отделялась она от «низшего сословия», с которым ее уравнивали когда-то «невежество, раболепие, бедность и одинаковое желание освободиться от «медвежьей лапы» вассала».

«Народ» для Благосветлова — понятие не дифференцированное. Прежде всего это русское крестьянство.

Верный правилу «будем валить все на историю», Благосветлов касается жизни русского народа на материале иных народов, других эпох. Вот как характеризует он, к примеру, жизнь французского крестьянства: «В его недрах, как в нетронутых золотых россыпях, лежит вся сила народа; оно работает за всю страну, дает лучших детей войску, несет всю тяжесть государственных расходов, страдает за всю Францию, и никто не хочет этого видеть; мирный житель его находится на положении современного индийского райи… Все, что выше его, стоит к нему в положении осаждающего: сеньор, его вассал, сборщик податей, церковник и всякая инфузория, отличенная от него мундиром, требует покорности, работы и денег» (1860, 5, I, 242). Характеристика настолько прозрачна, что не представляет большого труда раскрыть истинный и главный смысл ее: бедственное, бесправное положение не только французского, но и русского крестьянина. Оно-то и привело страну к состоянию, которое публицист определяет как «состояние опасно беременной женщины».

Каковы причины того тяжелого экономического положения, которые привели Францию (читай — Россию) к голоду и нищете ее народа? Что стоит на пути экономического процветания страны и благополучия народных масс?

В ответе Благосветлова на этот вопрос проявилась вся непоследовательность и незрелость его критики капитализма и одновременно величайшая последовательность демократа-просветителя, ненавидевшего крепостное право и все его порождения в экономической, социальной  и юридической области, страстно защищавшего просвещение, свободу и европеизацию России, искренне верившего, что отмена крепостного права принесет общее благоденствие.

Благосветлов убежден, что благосостоянию народа мешает прежде всего отсутствие свободных учреждений в России.

В истории русской журналистики шестидесятых годов немного назовешь людей, которые с такой же неукротимостью проводили в своих статьях идею свободы – личной и политической. Даже беды, «вязанные с эксплуатацией труда капиталом, он предполагает лечить тем же — к слову сказать, чисто буржуазным — путем: свободой труда. Свобода труда в его представлении — это панацея от всех бед, гарантия экономического здоровья и благосостояния народа. Он и не подозревает пока, что «свобода труда» и «индивидуальная независимость», эта «великая тайна народного богатства», — прямая дорога к тому неприемлемому для Благосветлова обществу, которое «приносит работника в жертву капиталисту».

В глубине понимания социальных коллизий времени Благосветлов уступает таким корифеям общественной мысли, как Чернышевский или Добролюбов. Но демократический характер самого требования свободы труда в условиях крепостнической России вряд ли можно подвергать сомнению. Тем более что для Благосветлова он был лозунгом прежде всего политической борьбы. «…Без политической свободы нет свободы труда, а без свободы труда нет народного богатства» (1860, 2, I, 85), — формулирует Благосветлов этот столь важный для него принцип и последовательно проводит его в жизнь.

Идея «свободный человек в свободном государстве», которая, по свидетельству Шелгунова, была руководящей идеей Благосветлова, заключала в себе прежде всего антикрепостнический, антимонархический смысл.

С убежденностью и последовательностью, насколько это позволяли цензурные условия, выступал он против всего, что сковывает свободу человека в сфере политической и духовной. Здесь истоки той борьбы за всестороннюю и полную эмансипацию личности, которую поведет «Русское слово» в 1861–1866 годах.

Благосветлов придает свободным политическим учреждениям огромное значение и порой идеализирует политические порядки западных стран. Это свидетельствует, что поначалу его воззрениям была свойственна известная незрелость. Но эта незрелость не ставит под сомнение главного: демократического характера убеждений Благосветлова. Равно как и того, что он взял на себя руководство журналом ради идейных целей — ради проведения в общество определенной системы убеждений и верований, резко отличной от той программы расплывчатого либерализма, которая отличала кушелевский журнал. Вот почему с первых же шагов его редакторской деятельности столь остро встала перед Благосветловым проблема направления журнала, цельности, единства и строгой выдержанности его.