«Мы, войско Донское, – писал атаман, – за благопристойно и нужно признали напомнить вам прежде оказанные нами войска Донского верные к государю и отечеству заслуги и получаемые за то высочайшие милости и награждения, из которых главное было дело в удержании бунта Астраханского в 1705 году, за что получили мы от его императорского величества блаженные и вечной славы достойные памяти государя Петра Великого милостивую жалованную в вечную и несмертельную нам, детям, сродникам и потомкам нашим славу и неугасимую память, грамоту и достойные нашей заслуги воинские клейноды, как и все наше доныне пребывающее основание. Напротив же того, доныне из крайнего сожаления не выходящем бывшем на Дону Булавинском возмущении, которое казнию достойных и неповинным в том нанесло было такой худой порок и нарекание, что мы, все войско Донское, многим пролитием в службе нашей крови едва могли оное загладить и осталось нам только призывать к себе милосердие Божие и наблюдать долг нашего христианства и присягу, служить ее императорскому величеству со всей нашей силой и возможностию верно и непоколебимо и во всем повиноваться и послушествовать воле ее императорского величества. И для того, по вышепрописанному обстоятельству, учинили мы, войско Донское, по должности нашей определение отправить к вам и по всем нашим казачьим городкам с нашими войсковыми грамотами нарочных старшин, в том числе к вам старшину Григория Сарычева».
Войско просило содействовать последнему в задержании Семениикова и доставлении его в Черкасск. Прибыв в Маноцкую станицу, Сарычев должен был отправить вперед себя нарочного по станицам, чтобы к его приезду были собраны казаки в полные сборы и все до единого могли слышать грамоту и понять ее. При этом в инструкции, данной Сарычеву, возлагалось на его обязанность напоминать казакам долг службы и присяги, «наводить на первую степень разума и точного познания истины, что они из ничего приведены к основательному житию и пользуются под высочайшим ее величества покровом всеми выгодами. А что до их службы принадлежит, оную отправляют они к государской и их собственной славе и благополучию, которая им временно тяжела, а больше делает безопасной жизнь и спокойствие, а из того и следует за ними в потомственные их роды бессмертная слава. Иначе без службы и государственной тягости в целом свете никакого народа нет, который бы никому подвластен не был. Да еще и больше: там, где помазанной главы нет, происходят беззаконные и властолюбивые хищения, притеснения, всякое зло и ежечасная, очевидная погибель»…[202]
Не успел Сарычев доехать до Маноцкой станицы, как в Черкасске было получено донесение старшины Чернозубова. Донесение это требовало энергичных мер, и войско, понимая всю серьезность положения дела, тотчас же отправило в Трехостровянскую станицу старшину Абросима Луковкина с поручением тайно, а если нельзя, то и силой захватить в свои руки Семенникова, Серединцова с их товарищами и отвезти за крепким караулом прямо в Царицын[203]. Луковкин успел арестовать многих сообщников, заковал их в кандалы и за крепким караулом отправил в Царицын, но Семенникова не нашел.
Между тем, узнав о происшедшем на Дону и в Царицыне, императрица писала графу Чернышеву[204]: «Сделайте губернатору выговор, почему он по сию пору самозванца кнутом не высек, а о попе велите исследовать, по какой причине он повещал бунт. Казака, который на Дон ушел в намерении подговорить сообщников,
Граф Чернышев на другой же день отправил от имени Военной коллегии грамоту войску Донскому, в которой просил принять меры к поимке Семенникова[205], и сделал выговор как Циплетеву, так и астраханскому губернатору Бекетову. «Коллегия, – писал он последнему[206], – в силу именного ее императорского величества точного повеления, отправляя к вам нарочного офицера Тобольского пехотного полка подпоручика Карташева и объявя вам свое неудовольствие, предписывает следующее: