Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Вино и званые обеды заполняли пустую и праздную жизнь испорченного века. Стол князя Потемкина стоил ежедневно 800 руб., а князя П. Зубова, графа Н.И. Салтыкова и графини Браницкой стоил придворной конторе ежедневно по 400 руб. и сверх того напитки, кофе, шоколад и проч. по 200 руб. в день. Стол Теплова стоил императрице 7000 руб. в год. Он просил, чтобы ему выдали деньгами, но придворное ведомство не согласилось. У богатого помещика Головина ежедневно подавалось семь родов кушаний, но число блюд доходило до 40 и более. Для каждого кушанья был отдельный повар, обязанный принести приготовленное в столовую в белом фартуке и колпаке. Все, говорит Болотов, не только знатные и богатые, но и люди с средним состоянием старались есть на серебре и заказывали себе серебряные сервизы, нередко из последних средств или в долг. Быть по уши в долгах и не платить их не считалось бесчестным, но иметь «гнусный» стол или «скаредную» квартиру было предосудительно. «Как у двора, так и в столице, – говорит фон Визин[384], – никто без долгу не живет, для того чаще всех спрягается глагол: быть должным; глагол этот не спрягается в прошедшем времени, ибо никто долгов не платит».

Описывая бал и ужин, данные Шереметевым в честь императрицы в подмосковной деревне, французский посол граф Сегюр говорит, что он никогда не видал такого большого числа золотых и серебряных сосудов, столько фарфора, мрамора и порфира. «Наконец (что многим покажется странным), весь хрусталь на столе на сто приборов был изукрашен и осыпан дорогими каменьями всех цветов, родов и самой высокой цены».

Для встречи императрицы в Шилове, во время путешествия ее в Белоруссию в 1780 году, Зорич построил огромный дом, богато убрал его и выписал из Саксонии фарфоровый сервиз, стоивший 60 тысяч рублей. Любители представляли пантомиму, для которой было приготовлено до 70 декораций. Он устроил три рода благородных спектаклей: во французской опере играли княгиня К.А. Долгорукая, графиня Меллина и другие; в русской комедии и трагедии участвовали князь П.В. Мещерский с женой, а балет танцевал Д.И. Хорват с кадетами шкловского корпуса. После спектакля был ужин, а затем фейерверк, который приготовлял генерал-майор Меллисино в течение нескольких месяцев и один павильон которого состоял из 50 тысяч ракет. Зорич жил очень широко, и в его имение, Шклов, стекались со всех концов люди всякого рода, звания и наций. Здесь были родственники и прежние сослуживцы Зорича по гусарскому полку, офицеры, не имеющие приюта, игроки, авантюристы всякого рода, французы, итальянцы, немцы, сербы, молдаване, турки – «словом, всякий сброд и побродяги».

Получивший в той же Могилевской губернии большие имения И.Н. Корсаков поселился в 30 верстах от Могилева в деревне Желивль. Туда приезжали к нему все родственники из Смоленской губернии, и ежедневно у него бывало до 80 гостей. Шампанское пили не только гости, но и приехавшая с ними прислуга[385].

Во время путешествия императрицы в Крым были устраиваемы иллюминации на протяжении 50 верст, строились дворцы на болотах, разводились временные парки среди степей. В Смоленске Екатерина II давала бал, на который собралось до 300 дам. «Они показали нам, – говорит Сегюр, – до какой степени внутри империи дошло подражание роскоши, модам и приемам, которое встречаем при блистательных дворах европейских. Наружность во всем выражала образование; но за этим легким покровом внимательный наблюдатель мог легко открыть следы старобытной Московии».

29 июля 1772 года, на петергофской дороге, в 11 верстах от столицы, Лев Александрович Нарышкин устроил для императрицы маскарад. В обширном парке были возведены беседки, на острове – качели и другие игры для простого народа. Внутри густого леса была устроена пещера, на поверхности которой рассыпаны цветы и разложены фрукты. Далее был холм, на верху которого стояла пастушья хижина, а по отлогости расположились пастушки, игравшие на свирелях. Две пастушки, дочери хозяина, Наталья и Екатерина Львовны Нарышкины, пригласили императрицу в хижину и, предшествуя ей, усыпали путь цветами. По приближении высокой гостьи гора «вдруг расступилась и вместо хижины открылся огромный и великолепный храм победы» с надписью: «Екатерине II победительнице». Кругом храма были собраны вооруженные ратники, впереди стоял хор музыкантов; глава храма была иллюминована огненными сосудами, а над всем этим царила «Слава».

Из храма вышел гений победы, сын хозяина, Дмитрий Львович Нарышкин, поднес императрице лавровый венок, и лишь только она вступила в храм, как все трофеи, которыми был убран храм, превратились в изображение побед.