Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Имея право жаловаться на притеснения заводчиков, крестьяне прибегали к этому редко, потому что почти никогда не встречали решения в свою пользу[507]. Для защиты своих прав и облегчения участи оставалась одна грубая сила, и крестьяне прибегали к ней для заявления правительству о своем безысходном положении. Не проходило года, чтобы в нескольких местах не было бунта заводских крестьян. Называя заводские конторы хлевом и воровской избой, рабочие отказывались повиноваться заводчикам и на угрозы, что будут наказаны, отвечали, что «о том не спорят, но все-таки останутся при своем».

Сознавая, что «без крайности люди до крайности редко доходят»[508], императрица старалась облегчить положение рабочих, но попытки одного лица недостаточны для уничтожения общего зла. Частые исследования причин волнений редко производились добросовестно, редко обвиняли заводчиков и почти всегда рабочих. Если заводчик не умел скрыть перед следователем своих злоупотреблений, тогда он подвергался наказанию, но наказания единичных лиц, без закона ограничивающего всеобщий произвол, не уничтожали злоупотреблений.

«Нельзя мне, всемилостивейшая государыня, не думать того, – доносил капитан-поручик С. Маврин[509], – чтоб не было премудрых ваших распоряжений, в рассуждении нынешних обстоятельств в знаменитых [внутренних?] губерниях и когда последует положение, то обратите взор свой на крестьян заводских, а паче на приписных, которые отданы совершенно в жертву заводчикам, а оные хищники ни о чем другом не помышляют, как о своем прибытке, и алчно пожирают все крестьянское имущество, ибо многие приписные крестьяне ходят на иго работы от четырех до семисот верст. А порядок у них тот, что все они, кои могут работать, разделены на три партии: одна работает, а другая идет на смену, и до тех пор первая не возвратится в дома, пока другая не придет сменить. Работа ж сия на заводах большей частью тогда потребна, когда крестьянин должен доставать насущное пропитание, а когда земледелец не достанет себе из земли сокровища, то он нищий.

Многие вопреки мне говорят, что заводчики им дают пропитание и снабжают их всем нужным, но есть ли в том польза? отнюдь нет, а когда и есть, то редким, а именно заводчикам, а государству в тягость. Когда ж земледелец упражняется в трудах сих, то приносит изобилие многим.

При заводах же есть ухватка и та, хотя, впрочем, нечестивая, когда крестьянин работает на заводе, то как выше сего сказано, за семьсот верст на треть года хлеба завезть не можно, а у другого и везти нечего, и потому должен он хлеб и все нужное для себя получать у заводчика же из лавки и брать за такую цену, какая положена будет и за все то, что крестьянин заберет, должен заработать по заводскому расположению. А как притом на счет работных людей несравненно ставят дороже, как бы надлежало, то крестьяне почти бессменно и должны быть в работе у них, а потому глас бедных и взывает свой самодержицу на облегчение елико можно ига их.

Не говорю, чтоб при нынешних обстоятельствах во удовольствие их было что сделано, для того, чтобы и впредь сия чернь не возомнила бунтом же требовать своего благоденствия и не пожелала того, чего сделать невозможно.

Всемилостивейшая государыня, извини верноподданного раба вашего, что осмелился сделать сию дерзость, несвойственную званию моему, и когда приношение сие есть дерзновенное, так усердие мое виной, а чтоб служить вам, всемилостивейшая государыня, верно и усердно, в том честь и присяга как Богу, так и вам, всемилостивейшая государыня, данная, меня руководствует. Но чтоб не поставлено было в мой происк или некоторых лиц оклеветание, в том прошу покровительства и защищения от вас, всемилостивейшая государыня. Мысль моя не в другом каком виде состоит, как предуведомить самодержицу всероссийскую об обстоятельствах страны сей, а что сие истинная правда – кровию моей подписать не отрекусь».

Маврин обращал внимание императрицы на огромные естественные богатства Оренбургской губернии. «Но, – прибавлял он, – как внедрилось в отечестве нашем столько внутренних неприятелей, что превосходит всякое чаяние ваше, а потому и должно над здешним краем сделать особливое примечание, дабы, чего Боже сохрани, и впредь не могли скиснуть оставшиеся от неброжения дрожжи. А сие место столь для цветущего благоденствия вашего императорского величества нужно, что вошло давно в пословицу: Сибирь – золотое дно! А что сие правда, то доказывают всегдашние опыты, но все оное нечестивцы, к пагубе другим стройщие, пожирают и делают оную злоключительной».

Глава 17