Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Сенату приходилось командировать в разные места кавалерийские отряды и казачьи полки. Беглые и разбойники находили всегда спасение и возможность укрыться от преследующих отрядов. Поодиночке и даже небольшими партиями они уходили на Дон и Волгу, записывались в казаки, скрывались в непроходимых лесах северо-восточной части России, жили в камышах по рекам Иргизу и Яику (Уралу). Крестьяне западной части России бежали в Польшу, находя, что жизнь там привольнее и легче. Они уходили туда целыми селениями со всем семейством и имуществом. «Соседство с Польшей до такой привычки довело, что мужья от жен своих, равномерно же и жены от мужей своих, согласись с другими надобными им полами, бегут за границу, а там, назвав он женой, а та мужем, и так, живя беззаконно, остаются там вечно. Оставшиеся же в России от того вероломного мужа, жена, а от жены муж, принуждены быть от молодости до старости безбрачными, или также, слюбясь с другими, уходят в Польшу и по вышеписанному манеру живут по смерть свой беззаконно же».

Подобное переселение крестьян было настолько убыточно и разорительно для помещиков, что они просили, чтобы правительство вдоль всей границы с Польшей выкопало глубокий и широкий ров и построило редуты на расстоянии двух с половиной верст один от другого. Помещики полагали, что подобная мера остановит побеги, и не сознавали, что причина лежит в их своеволии и насильстве.

Правительство принимало очень строгие меры к прекращению побегов: секли кнутом пойманных на границе и уличенных в намерении бежать и обещана смертная казнь проводникам. По всей западной границе были расставлены форпосты с исключительной целью ловить бежавших, но строгие меры не останавливали побегов, и наказание кнутом в случае поимки не могло быть страшно для тех, которым и дома часто приходилось подвергаться тому же наказанию. Беглецы собирались по нескольку человек, силой пробивались через форпосты, а иногда уводили с собой и солдат.

«Число бродяг так увеличивается, – доносил новгородский губернатор Сивере[488], – что тюрьмы ими переполнены, как вследствие тиранства господ, так и вследствие малого наказания за побег. Если бы их брать в рекруты, то и барин, и слуга испугались бы: первый стал бы человеколюбивее, а другой послушнее. Не помнящие родства, люди незаконного происхождения увеличивают рассадник воров».

Депутат Брянского уезда Сергей Мясоедов заявил комиссии для составления нового уложения, что, будучи в сыскной команде в 1742 и 1743 годах, он один нашел: в Саратове, в его уезде, по реке Волге, на судах и хуторах до 5000 беглых, в том числе солдат, драгун, матросов и рекрут[489].

Надо заметить при этом, что при розни и взаимной вражде, которая существовала между дворянством и чиновничеством, и при безнравственности, разврате и низкой степени развития дворянства, помещики сами содействовали побегам и прикрывали их. Они охотно принимали в свои имения бродяг, записывали их в число своих крестьян и пользовались их трудом.

«Ее императорское величество, – писал князь Вяземский[490], – известись, что в Московском уезде многие, невзирая на прежде публикованные указы, держат у себя и укрывают чужих беглых и паспортов неимущих людей, изволила повелеть Сенату ныне еще обнародовать в оном уезде печатным указом, чтоб никто чужих и беспаспортных людей ни под каким видом держать у себя и укрывать не отваживался под опасением жестокого за то наказания. И сей обнародованный указ, с получения оного в каждом того уезда месте через целый месяц читать во всех церквах в воскресные и праздничные дни для всеобщего сведения».

Разбои, бегство и вообще шатание так называемой тогда «черни» заставляли правительство прибегать к разным мерам, чтобы уничтожить это зло и согласиться на невозвращение беглых к бывшим их помещикам.

Манифестом 4 декабря 1762 года Екатерина II вызывала в Россию всех беглых с обнадеживанием, «что им хотя по законам и следовало учинить наказание, но, однако же, все их до сего преступления прощаем, надеясь, что они, восчувствовав к ним сии наши оказываемые матерние щедроты, потщатся, поселясь в России, пожить спокойно и в благоденствии»[491].

Через десять дней, 14 декабря, объявлено, что бежавшие из своего отечества в Польшу раскольники могут без всякого опасения выходить в Россию и селиться особыми слободами не только в Сибири на Барабинской степи, но в Воронежской, Белгородской и Казанской губерниях, с платой двойного подушного оклада.

Таким выходцам обещано полное прощение, дозволено не брить бород, носить платье какое пожелают и предоставлено возвратиться ли к помещикам или записаться в государственные крестьяне или в купечество. Всем вышедшим обещана льгота на шесть лет от податей и работ[492].