Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

– Что ты за человек и зачем прислан? – спросил Пугачев.

– Я мулла и прислан поклониться и вас посмотреть, потому что я бывал в Москве и Петербурге и государя видел.

– Узнаешь ли меня?

– Как не узнать; я узнал, что ты государь. Нуралы-хан приказал ваше величество просить, чтобы вы написали к нему письмо.

Отдав Забира под присмотр, Пугачев поручил Идоркину сыну, яицкому казаку Болтаю, написать хану ответ[530].

«Я ваш всемилостивейший государь, – писал Болтай от имени Пугачева[531], – купно и всех моих подданных и проч. проч. Петр Федорович. Сие мое именное повеление киргиз-кайсацкому Нуралы-хану, для отнятия о состоянии моем сомнения. Сегодня пришлите ко мне одного вашего сына солтана со ста человеками в доказательство верности вашей, с посланными с сим от нашего величества к вашему степенству, ближними нашими У разом Амановым с товарищи. Император Петр Федорович».

Подозвав к себе Аманова, приехавшего вместе с Забиром, Пугачев передал ему письмо, с приказанием требовать от Нуралы-хана сто человек вооруженных киргизов, которых и привести к Песчаным хуторам.

Не успел Аманов отъехать трех верст от стана самозванца, как был задержан казачьим разъездом из отряда старшины Окутина, высланного полковником Симоновым в подкрепление сержанту Долгополову.

– Куда ты едешь? – спросили казаки.

– Я послан, – отвечал Аманов, – от государя Петра Федоровича к киргизскому хану с письмом.

Казаки остановили посланного и представили его старшине Окутину.

– Где стоит самозванец? – спрашивал Окутин. – Сколько при нем людей и кто они?

– Государь находится, – отвечал Аманов, – между Кош-Яицким и Наганским форпостами, и при нем яицких казаков человек триста; они хотят идти прямо в городок.

Получив такое сведение, Окутин тотчас же собрал с постов казаков и, поспешно отступив в городок, донес коменданту полковнику Симонову. Последний имел в своем распоряжении части 6-й и 7-й легких полевых команд, в которых вместе с нестроевыми считалось 923 человека и 112 человек оренбургских казаков с их старшинами [532]. При полевых командах находилось несколько орудий, но с весьма ограниченным запасом зарядов, а прислуга, «кроме капрала да и того из непрактикованных», состояла вся из рекрут[533].

Зная, что большинство населения Яицкого городка сочувствует самозванцу и готово при первом удобном случае передаться на сторону Пугачева, полковник Симонов не решился оставить Яицкий городок без гарнизона и выйти со всей своей командой навстречу приближавшейся толпе мятежников. Он составил отряд из трех некомплектных рот пехоты и приказал всем выезжать для разгона толпы Пугачева. Удаляя таким распоряжением сомнительный элемент из городка, Симонов решился защищаться с оставшейся командой и готовился к встрече Пугачева.

Между тем, собираясь в поход, казаки Яков Почиталин, Андрей Овчинников, Фофанов и другие согласились передаться на сторону самозванца, который после полудня 18 сентября появился в виду Яицкого городка [534].

Двигаясь по направлению к городку, Пугачев забирал с собою как с форпостов, так и из зимовий всех находившихся там казаков, вооруженных и безоружных. Хотя все они шли к нему охотно, «но самозванец всем пристававшим к нему приказывал, чтобы никто не отставал, и стращал смертью, если кто отстанет или уйдет»[535].

На пути толпа захватила посланного полковником Симоновым сержанта Дмитрия Николаева и представила его Пугачеву.

– Ты откуда? – спросил Пугачев.

– Из Яицкого городка, – отвечал Николаев, – послан от коменданта до Астрахани курьером.

– Есть у тебя бумаги?

– Бумаг нет, а еду я по форпостам сказать караульным, чтобы стояли осторожно, потому что орда (Киргиз-Кайсацкая) пришла к Яику.

– Если за этим послан, то поезжай, – отвечал Пугачев.

Николаев тронулся было в дальнейший путь, но подводчик, подозвав к себе из толпы казака Давилина, заявил, что Николаев солгал.

– Этот сержант государя-то обманул, – говорил подводчик, – он везет указы во все места, чтобы государя ловить. В указах называют его не государем, а донским казаком Пугачевым.

Давилин задержал Николаева и привел его опять к самозванцу, которому и передал отобранные у Николаева пакеты. Пугачев передал бумаги своему секретарю Ивану Почиталину, приказал их распечатать и прочитать. Показания подводчика оказались справедливыми, и в бумагах заключалось приказание форпостным начальникам ловить донского казака Емельяна Пугачева, принявшего на себя титул императора Петра III.

– Зачем Пугачева ловить, – говорил спокойно самозванец, приказывая изодрать и бросить бумаги, – Пугачев сам идет в городок, и если я Пугачев, как они меня называют, так пусть возьмут и свяжут, а если я государь, так с честью примут в город. Для чего ты обманул меня и не сказал правды? – спрашивал с гневом Пугачев сержанта Николаева. – Приготовьте-ка виселицу.

– Виноват пред вашим величеством, – говорил Николаев, кланяясь самозванцу в ноги, – я вину свою заслужу вам.

– Что на него смотреть! Прикажи повесить! – кричали казаки.