Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

В трехдневное пребывание Пугачева под Пензой толпа его рассыпалась по всему уезду небольшими шайками, предводители которых, приняв на себя звание полковников, быстро увеличивали свои силы и с ними предавались грабежу и насилию. Крестьянин княгини Голицыной Иванов успел, например, собрать себе шайку до 3 тысяч человек, с которыми бесчинствовал по уезду. Как он, так и другие предводители рассылали указы самозванца, приказывавшие вязать помещиков и везти их в Пензу или убивать на месте. Таких несчастных впоследствии было насчитано до 150 семейств или до 600 человек. Не различая ни пола, ни возраста, крестьяне убивали всех, кто попадался под руку: помещиков, попов, приказчиков, старост и проч. Воевода Всеволожский, его товарищ Гуляев, офицеры Суровцов и Слепцов были захвачены в доме помещика Кандалаева и отправлены в Пензу, но по дороге в деревню Скачки были сожжены живыми; секретари Степан Дудкин и Сергей Григорьев с некоторыми помещиками были расстреляны и повешены в селе Головщике. Саранский воевода Протасьев, приведенный в Пензу еще при Пугачеве, был сначала высечен плетьми, а потом заколот. Многие крестьяне, везшие своих помещиков в Пензу и не заставшие там самозванца, отправлялись вслед за ним. На дороге пугачевцы приказывали им везти обратно в Пензу для казни или расправиться самим. «Но как одни лошади, – рассказывал один из таких помещиков[746], – трудятся под нами уже пятеро суток, а нас никто не вешает, то, скучав таким путешествием, [крестьяне] положили сами сделаться Пугачевым. Остановят в лесу, велели всем выходить из повозок и вынимали рогатины, но в тот самый час посланный за нами из прибывшей под командой графа Меллина конвой чугуевских казаков спас нам жизнь и всех переловили, из коих злодеев шестеро – пятерили, четыре повешены, прочие человек 20 кнутом пересечены».

Спасенные жертвы и их семейства находились в самом печальном положении и без всяких средств к существованию. «Посмотрите теперь, – писал тот же помещик, – на верного друга вашего, так и увидите меня в одном армяжике, сертуке без камзола, стареньких шелковых чулках без сапогов, скованного и брошенного в кибитку».

Оставлять уезд в таком положении было невозможно, и потому, в день прибытия подполковника Муфеля в Пензу, шеф пензенского уланского корпуса Чемесов отправил 60 человек улан для разведки, где находится главная и наибольшая шайка мятежников под начальством Иванова. Доставленные сведения указывали, что Иванов, не довольствуясь грабежами в уезде, следует к Пензе для разграбления города. Тогда Чемесов с 110 уланами пошел на соединение с своим разъездным отрядом и 8 августа встретил мятежников в 30 верстах от города, в селе Зогошино.

Несмотря на частый ружейный огонь улан, причинявший толпе большой урон, мятежники не отступали. Тогда Чемесов атаковал их, врубился в самую середину толпы и рассеял ее. Рассыпавшись по степи, возмутители искали спасение в бегстве, причем уланы преследовали бегущих на протяжении 20 верст. Потеря сообщников самозванца простиралась до 300 человек, в числе которых находился и родной брат предводителя шайки Иванова; в плен взято 167 человек, и отбито 7 чугунных маленьких пушек и две медные небольшие мортиры. «По окончании сего действия, – доносил Чемесов[747], – оставшееся бедное дворянство и купечество, скитающееся но лесам без пропитания, начинает ныне приходить в Пензу под защиту».

Сюда же стекались помещики из других уездов и даже губерний.

До Алатыря силы Пугачева были еще не столь значительны, чтобы могли дробиться на мелкие партии и отходить в стороны, и потому мятежники тянулись одной дорогой. В трехдневное пребывание самозванца в этом городе силы его быстро росли и движение по одному пути представляло уже неудобства относительно собственного прокормления. Естественным последствием этого было уклонение в стороны небольших партий, предводителями которых явились наиболее энергические люди, принявшие на себя звание полковников и даже называвших себя государем. Так, в город Инсар приехали два крестьянина, из коих один, Петр Евстафьев, назвал себя именем Петра III и требовал покорности. Паника была так сильна, что двое прибывших заставили воеводу бежать, а город покориться. Окрестные жители и дворовые люди тотчас же собрались к Евстафьеву и образовали шайку, предавшуюся страшным грабежам и неистовствам. 79 человек, преимущественно чинов инвалидной команды, пали под ударами разъяренной черни, и город был разграблен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее