Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

Из Инсара Евстафьев пошел на Троицк, жители которого не только покорились добровольно, но арестовали своих начальников и представили их мятежникам. Воевода, секунд-майор Столповский, товарищ его, капитал князь Чогодаев, и управитель дворцовых имений Половинкин были убиты, и имущество их расхищено. Отсюда толпа направилась далее, разграбила Краснослободск, Темников и приближалась к Ардатову. В Наровчате жители не ожидали прибытия мятежников, а сами вооружились дубинами, схватили воеводу Афанасия Ценина, всю его канцелярию и, сковав, посадили под караул. Захвативши в свои руки крепость, вооружившиеся засели в ней и ожидали, что будет дальше.

В это же самое время, а именно 1 августа, прибыла в Керенск команда из 12 человек под начальством вахмистра, говорившего по-польски и объявившего, что он команды государя Петра III и послан в погоню за писарским воеводой. Керенский воевода бежал также, и приставшие к приехавшим однодворцы отвели их к воеводскому товарищу Перскому. Вахмистр потребовал помощи к поимке воеводы и обещал тому, кто его поймает, выдать полтораста рублей. Перский приказал вязать бунтовщиков, но городничий, оставной унтер-офицер Черменский, с толпой человек во сто, вступился за них, хотел было сковать Перского и его секретаря Королькова, но потом взял их только под караул.

После попойки с однодворцами мятежники уехали, а потом, 17 августа, опять появились в виду города, но были прогнаны. Освобожденный из-под караула, Перский успел убедить население к сопротивлению, и жители, при содействии пленных турок и инвалидной команды, три раза отбивали нападение мятежников Последние, не имея успеха, подожгли город в нескольких местах, но пожар был потушен и Керенск избавился от разграбления[748].

Не так поступили жители Нижнего Ломова.

При первом известии о появлении в окрестностях мятежников товарищ воеводы, титулярный советник Ефим Овсянников, призвал к себе в дом конной слободы старшину Щеролапова с Афанасием Стукаловым и Иваном Безмыловым, да пешей слободы сотского Осипа Нежевлева и подговорил их склонить на свою сторону всех однодворцев и духовенство и идти навстречу мятежникам. Он же, Овсянников, намерен был засесть в замке и по первому требованию инсургентов сдать его, отворить им ворота и впустить в город.

Хитро задуманный план этот не удался. Штатной команды секунд-майор Иван Лукин, вместе с инвалидным подполковником Ромадиным, решились защищаться, поставили одну пушку у передних ворот и потребовали порох и снаряды от воеводской канцелярии. Посланный объявил, что воевода бежал из города, а воеводский товарищ Овсянников зарядов пушечных давать не приказал. Майор Лукин отправился сам к Овсянникову, чтобы узнать от него, «с каким намерением остается он к обороне приближающихся злодеев», но воеводский товарищ не высказал своих намерений и упорствовал в выдаче зарядов.

На другой день Лукин собрал на совещание всех офицеров и, объявив им, что намерен защищать город, требовал, чтобы все находились на своих местах и воеводский товарищ с ними. Подполковник Ромадин, по старости и слабости здоровья, отказался от участия в распоряжениях по защите, а Овсянников присоединился к гарнизону; но когда Лукин приказал запирать ворота, то воеводский товарищ пытался уйти, но был задержан дворянским депутатом секунд-майором Евсюковым. Майоры Лукин и Евсюков стыдили его и говорили, что он, как оставшийся за воеводу, должен защищать город. «Невзирая на те наши ему представления, – доносил Лукин[749], – многократно отбивая в воротах часового, покушался уйти, и для лучшего укрепления ворот, сделанный мной брус, приступя, сам зачал отваливать, приказывая ворота отворить».

– Это дурно, – говорил ему Лукин, – с каким разумом вы ворота отпирать приказываете.

– Я здесь командир, – кричал Овсянников, – а не ты; отвори ворота.

Лукин не слушал, и тогда воеводский товарищ бросился на него с кулаками, но был удержан Евсюковым. Бранясь со всеми, Овсянников не знал, что делать, и наконец, обратившись к канцеляристу Льву Юрьеву, приказал ему от имени воеводской канцелярии написать Лукину указ, чтобы он отворил ворота. Такое приказание возбудило всеобщий смех, а между тем с городовой стены замечено было приближение толпы, которая, по словам Лукина, состояла не более как из 13 или 15 человек. Все однодворцы, жившие в форштадте, высыпали им навстречу с крестами, хлебом и солью и вместе с прибывшими двинулись к городу. Мятежники не решились, конечно, штурмовать городскую стену, а бросились в кабаки, разбили бочки с вином и стали поить народ.

Пьяная толпа направилась в Богородицкий казанский монастырь, где была встречена архимандритом Исаакием со всей братией. Прибывшие заставили архимандрита служить молебен и провозгласить многолетие императору Петру III. Во время службы пьяная и бушующая чернь окружила монахов, и когда произносилось имя императора Петра III, то бунтовщики, стоя в церкви, стреляли из ружей[750].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее