Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Еще выступая из Шуртанского Осокина завода, Канзафар Усаев, именем Пугачева, наименовал полковником отставного солдата Ивана Белобородова, дал ему 100 человек из своей толпы и приказал следовать к Екатеринбургу. Белобородов был уполномочен всем противящимся рубить головы, «а которые склонятся, тех жаловать вольностью, стричь волосы по-казацки и приводить к присяге» на верность императору. Двигаясь через Ачитскую, Бисерскую и прочие крепости и заводы, Белобородов набирал себе ополчение и 18 января 1774 г. пришел на Билимбаевский завод. Он потребовал к себе писаря горного ведомства, Дементия Верхоланцева, в распоряжении которого находилось 500 человек горнорабочих, и приказал ему рано утром следующего дня «выставить свою команду во фронт» и сделать перекличку по горным спискам. «Ночью на 19 января, говорит Верхоланцев[233], я выстроил 500 человек в одну линию против квартиры полковника [Белобородова] и ждал рассвета; Белобородов встал рано, ему доложили обо мне, и я тотчас был допущен».

– Что, любезный друг, – спросил Белобородов, – исполнил ли ты мой приказ?

– Исполнил, ваше высокоблагородие, – отвечал Верхоланцев.

Белобородов надел лисий малахай и вышел к команде.

Проходя вдоль фронта, он выбрал для себя 300 человек, а остальных забраковал по малолетству или по телесным недостаткам. Потом вынул свою саблю и, обратившись к Верхоланцеву, пожаловал его чином походного сотника.

– А вас, ребята, – прибавил он, – поздравляю с товарищем.

Верхоланцев поклонился; ему тотчас же остригли волосы по-казачьи и дали саблю.

Мастеровые и крестьяне бросились в кабак, но Белобородов, не желая допустить до пьянства, приказал разбить бочки, и лишь охотники пили вино из грязных луж. Народ бушевал по улицам, грабил дома начальников и заводское правление, конторские бумаги и архив были вынесены на площадь и зажжены.

– Горите, наши долги! – кричали рабочие, с криком и смехом бросая в огонь расчетные книги.

Усилив на Билимбаевском заводе свою толпу до 600 человек и имея 5 пушек, Белобородов пытался ввести среди своего ополчения некоторый порядок и разделил его на три части, назначив для командования ими сотников. Все русские рабочие были отданы сотнику Семену Варенцову, башкиры – Егафару Азбаеву, а черемисы – Оське Оскину. Каждому сотнику было выдано особое наставление, которым, писал Белобородов[234], «накрепко подтверждаю, чтоб имеющуюся в ваших сотнях русскую и татарскую воинские команды содержать во всякой строгости и вам послушании и крайне над оной наблюдать, чтоб были все в единодушном к службе его императорского величества усердии. А если кто из находящихся в ваших командах казаков оказываться будет в самовольствах, озорничествах и вам в непослушании, за то таковых упорственников и противников воли его величества наказывать вам без всякой пощады плетьми: русских при собрании русской и татарской команд, татар по тому ж, при собрании татарской и русской команд, дабы, смотря на то [каждый] мог страшиться самовольств и озорничеств, а паче противных поступков против воли его величества чинить не могли. Если же и затем кто-либо окажется в наивящем своем упорстве, то уже, для настоящего усмирения, присылать ко мне».

Из Билимбаевского завода Белобородов перешел на Шайтанский (Васильевский) Ширяева завод и, остановившись всего в 40 верстах от Екатеринбурга, отправил 30 человек на Уткинский казенный завод с требованием, чтобы население покорилось и шло на службу к государю. Жители не противились, а унтер-шихтмейстер Павел Жубринский отправился к Белобородову и привез ему 1500 руб. казенных денег[235]. Назначив Жубринского сотником, Белобородов приказал ему ехать обратно на завод и набирать там ополчение, а сам двинулся к Екатеринбургу, оборона которого была в плохом состоянии.

Екатеринбургские горные заводы находились в главном ведении полковника Василия Бибикова, не отличавшегося ни энергией, ни твердостью и решимостью характера. При первых известиях о начале волнений в Башкирии члены правления горных заводов указывали на необходимость принять меры к защите, но все предложения их отвергались Бибиковым с презрением. Он не допускал, чтобы замешательства под Оренбургом могли распространиться столь далеко, и потому первые распоряжения относительно обороны последовали только тогда, когда толпы мятежников уже ворвались в Исетскую провинцию.