Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Спустя несколько дней Брандт получил донесение, что в село Сундырь, Кокшайского уезда, приехал посланный от Пугачева с приказанием, чтобы жители приготовляли суда для переправы государевых войск через реку Волгу. Лодки и суда оказались затопленными, и экономические крестьяне заявили, что то сделано по распоряжению канцеляриста. Предводитель шайки арестовал канцеляриста и еще нескольких лиц, а крестьянам приказал отлить суда и починить их. Крестьяне охотно принялись за работу, а местные власти не знали, что им делать. «Представьте, ваше высокопревосходительство, – писал кокшайский воевода Чичерин Брандту[513], – в какой теперь здешняя сторона моей провинции и самый здешний город состоят в крайней опасности». Войск действительно не было: все они находились или внутри Башкирии, или огибали ее с разных сторон. Так, южнее всех, в Яицком городке, находился отряд генерал-майора Мансурова, наблюдавший за Гурьевым городком и Сызранью и прикрывавший течение реки Волги и Иргиза. По реке Белой были расположены небольшие отряды: в Богульчанах – полковника Хорвата, в Стерлитамаке – подполковника Рылеева, в Табынске – полковника Шепелева, в Бакалах – 100 человек под начальством полковника Обернибесова. Резервом для этих отрядов служил отряд в 140 человек под начальством полковника Кожина, расположенный в Бугульме. Далее, в Уфе, находился отряд полковника Якубовича. От Уфы до Бирска, на четырех пристанях реки Белой, были расположены небольшие команды, «с довольным числом при оных усердных мещеряках». В пригороде Осе находился отряд унтер-шихтмейстера Яковлева. Подполковник Попов охранял Кунгурский уезд, отряды майоров Жолобова и Гагрина прикрывали Екатеринбург; в Челябинске находился генерал Деколонг, в Троицкой крепости – генерал-майор Станиславский с 14-й легкой полевой командой и, наконец, в Оренбурге – полковник князь Долгоруков с двумя ротами гренадер, двумя эскадронами гусар и 300 малороссийских казаков.

Внутри Башкирии действовал отряд князя Голицына, которому приказано было следовать к Уфе, очистить от мятежников оба берега реки Белой и обеспечить новомосковскую дорогу. Собственно для преследования Пугачева были назначены отряды генерал-майора Фреймана и подполковника Михельсона. Первому приказано было остановиться в Зелаирской крепости и наблюдать как за линией, так и за Уральскими горами, а Михельсону было предписано гнаться за Пугачевым, «повсюду его преследовать и иметь только его одного своим предметом, не допуская не только внедриться в Кунгурский уезд или обратиться в екатеринбургское ведомство, но и усиливать себя присоединением башкирцев»[514].

Последние, по словам князя Щербатова, несмотря на постоянные поражения, не только не укрощались, по «в злодействах своих время от времени наиболее свирепствуют и все свое зверство обращают на истребление заводов». Убийства, грабежи и разорение башкирцев навели такой ужас на жителей, остававшихся верными правительству, что когда Михельсон подошел к Уфе с своим отрядом, то «нашел всех от злодеев в немалом страхе». Находившийся в этом городе полковник Якубович притянул к себе майора Дуве, под предлогом поиска под башкирцами, и, сформировав отряд более 700 человек, с тремя орудиями, выступил с ними к Бирску. По дороге он сжег две деревни, из которых одна принадлежала мещерякскому старшине, служившему при отряде Михельсона. Отойдя верст двадцать от Уфы, полковник Якубович остановился, постоял несколько дней на одном месте, а потом пошел назад, под предлогом, что городу угрожает опасность от нападения башкирцев. Майор Дуве заметил, что к Уфе прошел уже подполковник Михельсон, что он остановился всего в 8 верстах от города и что опасности никакой быть не может, но Якубович не послушал, отобрал от майора Дуве почти половину его отряда и пошел в Уфу. Оставив в распоряжении Дуве 60 человек Владимирского пехотного полка, 80 карабинеров и 40 человек чугуевских казаков, Якубович приказал ему производить поиски над мятежниками. Отвечая, что с такими силами сделать ничего нельзя, Дуве жаловался Михельсону и просил его взять к себе. «Если же мне в Уфу следовать, – писал Дуве князю Щербатову[515], – и там находиться без всякого действия, то я счел бы себя за чистого нерачителя службы ее величества. От вашего сиятельства ожидаю милостивой резолюции позволить с г. Михельсоном соединиться. Причина та: служба моя, к коей имей ревность, не позволяет на одном месте сидеть без всякого дела».