Пугачев

— Иван! Што задумали, то затевай!

Бурнов схватил Пугачева «спереди за руки, повыше локтей»; тот, видимо, был настолько поражен этой дерзостью, что поначалу даже не пытался сопротивляться, а лишь «робким и перерывающимся голосом говорил»:

— Што ето? Што вы вздумали? На кого вы руки подымаете?

Казаки кричали, что не хотят больше ему служить и проливать невинную кровь, и так, мол, «прогневали Бога и матушку милостивую государыню».

— Ай, робята! — пытался Пугачев вразумить заговорщиков. — Што вы ето вздумали надо мною злодействовать? Вить вы только меня погубите, а то и сами не воскреснете! Полно, не можно ли, детушки, етова отменить? Напрасно вы меня губите!

Заговорщики не стали ничего «отменять», но обещали самозванцу отвести его в Яицкий городок, приговаривая:

— Вить ежели ты подлинный государь, так тебе нечего бояться.

Затем казаки потребовали от низложенного «амператора» отдать им шашку, ножик и патронницу. Пугачев не сопротивлялся, но сказал Бурнову:

— Мне бесчестно отдать ето тебе, а я отдам полковнику своему Федулеву.

Казаки не стали противиться, после чего посадили Пугачева на лошадь и под присмотром повезли дальше, отправив в повстанческий лагерь Чумакова с сообщением о случившемся[753].

По дороге Пугачев подозвал к себе Творогова:

— Иван! Подь-ка сюды!

Творогов подъехал к самозванцу, который предложил ему отъехать от остальных для разговора. Творогов согласился, не опасаясь, что самозванец уйдет: во-первых, позади ехали два казака, а во-вторых, его лошадь была лучше пугачевской. Когда они немного отъехали, самозванец начал уговаривать Творогова прекратить бунт против своего «государя»:

— Иван! Што вы ето делаете? Вить ты сам знаешь Божие писание: кто на Бога и на государя руки подымет, тому не будет прощения ни здесь, ни в будущем веке. Ну што вам пользы — меня потеряете и сами погибнете! Полно, подумайте-ка хорошенько, не лутче ли кинуть ето дело!

— Нет уж, батюшка, — отвечал Творогов, — и не говори, што задумали и положили, то так тому и быть, отменить нельзя.

Во время этого разговора Пугачев оглянулся назад и, увидя, что казаки, ехавшие сзади, поотстали, «торопливо» сказал Творогову:

— Ну, прощай, Иван! Оставайся!

Пустив коня галопом, он поскакал с дороги в степь, пробираясь через «впереди стоящий, большой и весьма частый, камыш».

Началась погоня. Творогов нагнал самозванца, но тот хлестнул плетью по морде твороговской лошади, отчего она бросилась в сторону. Иван снова нагнал Пугачева, и снова повторилась та же история. Наконец, Творогов в третий раз подъехал к самозванцу, но теперь действовал не в одиночку — на помощь к нему пришли те два казака, по вине которых и ушел Пугачев. Преследователи попытались схватить «царя», но он «бросился с лошади на землю, измеряясь скинуть с себя сапоги и шировары и бежать, по-видимому, пешком». Казаки тоже соскочили с лошадей, и один из них, Тимофей Железной, кинулся на самозванца. Пугачев ухватился за его шашку «и выдернул было ее до половины», но другой казак, Астраханкин, «не допустил его до сего». Тут подоспел Иван Федулев, и казаки «связали руки назад злодею, браня его тут, сколько кому на память пришло, и посадили его на ту же лошадь, на которой хотел бежать».

В этой злополучной поездке принимали участие жена и сын самозванца. Следовательно, они были очевидцами пугачевского ареста. На следствии Иван Творогов вспоминал, что Софья и Трофим, видя, как «мы его вязали и содержим под караулом, хотя ничего не говорили, однако ж очень плакали». Через некоторое время после того, как у низложенного «ампе-ратора» были связаны руки, заплакал и он сам. Правда, сначала он грозил казакам местью со стороны наследника Павла Петровича и лишь потом, «перемени свои угрозы, стал плакать и божиться, что не уйдет уже более». И, как ни странно, казаки поверили Пугачеву и развязали его[754].

Затем отряд заговорщиков соединился с остатками пугачевского войска. Бунтовщики не стали заступаться за своего предводителя, лишь Василий Коновалов и Сидор Кожевников высказали нежелание идти в Яицкий городок, за что и были арестованы. По просьбе Пугачева руководители заговора созвали круг, на котором свергнутый «царь» обратился к казакам:

— Куда вы, Яицкое войско, намерены теперь ехать и что хотите со мною делать?

— Мы намерены, — закричали казаки, — весть тебя в Яицкой городок с повинною. Мы сумневаемся в тебе, царь ли ты, нет ли; так поди, сам оправдайся, а мы больше с тобою ехать никуда не хотим.

— Напрасно, други мои, вы ето вздумали, — с грустью сказал Пугачев, — вить вам смерти всем не миновать!

Однако «Петр Федорович» был не из тех «царей», которые легко расстаются со своими «престолами». Уже по дороге в Яицкий городок он решил воспользоваться тем, что его руки не были связаны: во время привала, «увидя оплошность малолетка, по прозванию Харьки», схватил его шашку и пистолет и пошел прямо на главарей заговора, «сидевших в то время в одной куче на траве».

— Вяжите старшин-та, вяжите! — закричал он остальным казакам, сдобрив свой призыв матерщиной.

— Кого ты велишь вязать? — вопросил Федулев.