Пугачев

— Тебя, — отвечал Пугачев, направив пистолет на Федулева.

Самозванец спустил курок, «но кремень осекся», выстрела не последовало. Тогда Федулев выхватил шашку и двинулся на Пугачева, крича остальным:

— Атаманы-молодцы, не выдайте!

Казаки окружили самозванца, обезоружили его и связали руки, после чего «посадили уже вместе с женою и сыном его, рыдающими горько». Кроме того, заговорщики провели своего рода расследование — спросили самозванца, «сам ли он собою сие сделал или другой кто присоветывал». Услышав, что «присоветывал» ему казак Михаила Маденов, «надеясь, что казаки вступятся», заговорщики избили Маденова настолько «немилосердно», что «никто не знает, жив ли он или умер». Кстати сказать, из показаний самого Пугачева и некоторых других повстанцев создается впечатление, что некоторые казаки и впрямь собирались вступиться за самозванца, однако в решающий момент дрогнули[755].

Несмотря на этот инцидент, в скором времени Пугачеву вновь освободили руки и не связывали его вплоть до 14 сентября 1774 года, когда его передали яицким казакам, служившим Екатерине II. Их сотник Петр Харчев был весьма удивлен подобному обстоятельству. На следствии Пугачев дал объяснение такому «милосердию» вчерашних сподвижников: «А как те сообщники мои еще и в то время думали, что я государь, то вязать меня не хотели». Пугачевское заявление подтверждается рапортом Петра Харчева. Еще до встречи с арестованным Пугачевым и сопровождавшим его отрядом Харчев говорил с Твороговым и Чумаковым, посланными бывшими мятежниками вперед. Они сказали Харчеву, что «едут от своего государя… в Яицкий город с раскаянием». К тому же они потребовали, «чтоб его в городе встретили с честью и отвели б квартиру». О том, что заговорщики «и по сю пору еще в мыслях об нем (Пугачеве. — Е. Т.) очарованы», писал С. И. Маврин П. С. Потемкину в донесениях от 15 и 16 сентября 1774 года[756].

Таким образом, не все ближайшие пугачевские сподвижники считали, что имеют дело с самозванцем. Но тогда получается, что, например, Творогов и Чумаков были готовы выдать властям даже «настоящего государя», лишь бы спасти себя. Возможно, так оно и было, тем более что до заговорщиков дошли слухи о «милосливом судье», приехавшем в Яицкий городок (имелся в виду капитан-поручик Савва Иванович Маврин), который «из тюрьмы всех колодников повыпустил и вдовам и сиротам выдает на пропитание хлеб». Надо сказать, толки о милосердии Маврина были небезосновательны. К тому же, спасая себя и выдавая властям «государя», некоторые его сподвижники надеялись, что «Петру Федоровичу» власти ничего плохого не сделают: «…ежели ты подлинный государь, так тебе нечего бояться»[757].

Так или иначе, 14 сентября 1774 года заговорщики передали Пугачева сотнику Харчеву, который следующей ночью доставил его в Яицкий городок[758].

Итак, грандиозный спектакль был окончен. Самозваный «царь» вновь стал тем, кем был на самом деле, — донским казаком Емельяном Пугачевым.

Глава восьмая ОПЯТЬ НЕ «АМПЕРАТОР»

Следствие

В ночь на 15 сентября Пугачева доставили в Яицкий городок и препроводили в тот самый ретраншемент, который он безуспешно штурмовал зимой—весной 1774 года. Он был помещен в отдельный «нумер». Дежурному караульному офицеру капитан-поручик Савва Иванович Маврин вручил письменный приказ, в котором, помимо прочего, говорилось, что Пугачева должны караулить «два часовых внутри покоя, а два — снаружи». Колоднику воспрещалось давать что-либо в руки, «а паче того, чем бы он повредить себя мог». Караульному офицеру предписывалось также находиться в камере во время приема Пугачевым пищи: «Когда дается ему что в пищу, при том вы сами бывайте, и до тех пор вон не выходите, покудова он принесенное не съест». Перед тем как отправить самозванца в камеру, его обыскали, при обыске обнаружили и, разумеется, отобрали 139 золотых червонцев, 480 серебряных рублей, одну турецкую монету и серебряную медаль на погребение Петра I[759].

Следующие два дня по приказанию Маврина Пугачева выводили на городскую площадь, где при собравшихся жителях и вчерашних сподвижниках он «кричал во всё горло, что он — Зи-мовейской станицы донской казак, не умеющий грамоте, и их обманывал». Видимо, эта сцена сильно подействовала на бывших бунтовщиков, которые, по словам Маврина, до тех пор «в мыслях очарованы были [им] из недомыслия», а теперь, узнав правду, «честили ево уже не по-царски, а так, как повелось». Впрочем, и самозванец не остался в долгу. Маврину пришлось даже унимать казаков — он «с нуждою запретил дуракам врать». Прибывший 16 сентября в Яицкий городок Суворов похвалил капитан-поручика за это представление с участием Пугачева. Конечно, Маврин был весьма польщен, что «величайший в своем звании человек ту мне честь учинить соизволил»[760].