Пугливая

«Что же нам с тобой делать?»

Его ухмылка все говорит за него. Он уже решил, что будет со мной делать. Просто ему хочется посмотреть понимаю ли это я.

— Что с тобой случилось, что ты стал таким? — шепчу я.

Рэй на секунду замирает, и его улыбка слетает с лица. Он вытаскивает из кармана рубашки всё ту же машинку и бросает её в меня. Она падает мне на грудь, и, если приподнять голову, мне видны проступившие на ее металлическом корпусе крошечные следы ржавчины.

— Что со мной случилось? Что со мной случилось.

Он достает из кармана джинсов медицинские ножницы и, шагнув ко мне, так сильно впивается мне в бедро большим и указательным пальцами, что я вскрикиваю. Я знаю, что это медицинские ножницы — такие металлические штуковины с выгнутыми на концах лезвиями, чтобы, удаляя с кожи ткань, случайно не порезать человека. Мне это известно, потому что я видела, как в больнице после аварии ими срезали одежду с моей матери.

Подняв голову повыше, я вижу, как он в считанные секунды превращает мои джинсы в клочки темно-синей ткани.

— Что ты делаешь? — всхлипываю я.

— Дорогая, тебе нужно беспокоиться не о том, что я делаю, — говорит он, закончив свою работу. — А о том, что я собираюсь сделать.

Он посмеивается.

Я учащённо дышу.

Воздух холодный, я голая ниже пояса, и он прав — от того, что он собирается сделать, меня бросает в дрожь. Я трясусь на столе всем телом, словно у меня припадок. Каждый раз, когда я судорожно втягиваю в себя воздух, у меня на груди подпрыгивает лежащая на ней игрушечная машинка. Срезав у меня ниже пояса всю одежду, Рэй берет свое пиво и, с ухмылкой глядя на меня, неспешно его потягивает. Как будто мы с ним в баре на свидании, и он вовсе не собирается изнасиловать меня и убить.

Мне холодно, я полуголая, и не верю, что это происходит со мной. Брыкаясь, словно дикое животное, я чувствую, как Рэй хватает меня за бёдра и резко разводит их в стороны. Так легко, словно это ерунда, словно он рвет напополам клочок бумаги. Я так истошно ору, что спокойно заткнула бы за пояс Дженнифер с ее предсмертными воплями.

— Нет! — кричу я.

«Блядь».

Я ору изо всех своих сил, истошно и пронзительно. И хотя я и сказала Лео никогда больше не приближаться к этому дому, я очень надеюсь, что он меня не послушал.

— Пожалуйста. Пожалуйста. Нет.

Мне не хотелось умолять, но сейчас я умоляю.

«Пожалуйста, не надо».

Впрочем, от этого никакого толку.

Насмешливого Рэя внезапно сменяет разъяренный, бешеный Рэй. Он бьет меня по лицу, и так сильно, что из глаз сыплются искры. Не успеваю я прийти в себя, как он запихивает мне в рот скомканный кусок джинсовой ткани, грубый обрезок того, что когда-то было моими джинсами. Я давлюсь, пытаясь вытолкнуть ткань языком, но она не двигается с места, принимает форму моего рта и от этого к горлу подступает тошнота.

— Не стоило этого делать, — злобно говорит Рэй. — Думаешь, твой герой-любовник из той трущобы тебя спасет? А? Думаешь, в эту дверь вломится мой брат и меня остановит?

Он допивает пиво и, наклонившись ко мне, выплевывает жидкость прямо мне в лицо. Я пытаюсь как-нибудь отстраниться, но мне некуда деться, и в результате я только ударяюсь затылком об стол. Согревшееся во рту у Рэя пиво затекает мне в глаза и нос, стекает по лицу и попадает в уши.

— Лежи смирно, — велит он и, плюнув себе на ладонь, с размаху прижимает ее к тому месту, где должны быть мои трусики.

Где бы они были, не оставь я их где-то в постели у Лео.

— Лежи смирно, или получишь то, что заслуживаешь, так же, как получила твоя мать.

«Моя мать?»

Я не лежу смирно. Я сопротивляюсь. Борюсь. Рэй тщетно пытается в меня проникнуть, но у него не получается. Это все равно, что доставать из вазочки последний шарик мороженого. Он постоянно выскальзывает, ты его ловишь, но никак не можешь поймать своей ложкой.

Кругом кровь, пиво, слюна, и Рэй не может поймать ложкой мороженое, не может засунуть в меня свой член. Да и как, если я брыкаюсь, словно дикое животное. Он бьет меня, но я не перестаю сопротивляться. Он орёт мне в лицо:

— Лежи. Смирно!

Но я не перестаю сопротивляться.

Явно раздражённый, он берет кухонное полотенце и прижимает его к моему лицу. Ну, не так уж и плохо. Мне ничего не видно, но хотя бы не больно. Затем он выливает на ткань холодное пиво, от чего она тут же прилипает к моему рту и носу. Поэтому, когда я пытаюсь сделать вдох, в меня устремляется обжигающая жидкость. Он хватает меня за подбородок и задирает его так, что жидкость легко затекает мне в ноздри. Это быдляцкая пытка водой. Все равно, что посреди зимы окунуться головой в Ган-Крик и не выныривать. Только это еще хуже. Потому что как только я пытаюсь сделать вдох, то захлёбываюсь пивом, которое затекает мне в ноздри сквозь герметично закрывающую мое лицо ткань.

Меня вот-вот утопят в моем собственном доме, без единой капли воды, и я ничем не смогу этому помешать.